Шум падающих вещей

– Знаете, бывают такие патио в старых домах, крохотные, неудобные. У нас там был каменный бак для стирки, бельевые веревки и окно. Помните эти баки? С одной стороны – ребристая доска, о которую трут одежду, с другой – что-то вроде колодца, ну да, для ребенка это был настоящий колодец, полный холодной воды. Я принесла из кухни лавку, влезла на нее, взяла Майка обеими руками, опустила на дно и положила обе ладони ему на спину, чтобы не шевелился. Мне говорили, что броненосец может долго сидеть под водой. Я хотела проверить, насколько долго. Броненосец стал вырываться, но я прижимала его ко дну бассейна, давила всем своим весом. Броненосцы не такие уж слабые, но и я уже не была маленькой девочкой. Я хотела посмотреть, сколько он продержится под водой, вот и все – так мне тогда казалось. Я отлично помню его чешуйчатую броню, и как у меня устали руки, и как потом болели; я будто с силой удерживала на месте колючее бревно, чтобы его не унесло течением. Как же он дергался! Помню прекрасно. Дергался-дергался, а потом перестал. Его нашла горничная, слышали бы вы, как она завопила. Меня наказали, мама дала пощечину, разбила мне губу своим кольцом. Потом спросила, зачем я это сделала, а я ответила: хотела узнать, сколько он продержится. А мама сказала: тогда почему у тебя не было часов? И я не смогла ей ответить. Этот вопрос не ушел совсем, Антонио, он все еще возвращается ко мне в тяжелые минуты, когда жизнь идет не так. Он возвращается – а я так и не нашла ответа.

Она подумала секунду и добавила:

– Но если подумать – что вообще делал броненосец в квартирке в Персеверансии? Какая нелепая идея, весь дом пропах дерьмом.

– И вы ничего не подозревали?

– О чем?

– Что Рикардо жив. Что он в тюрьме.

– Нет, никогда. Позже я узнала, что я не одна такая, что моя история не была такой уж необычной. Люди тогда толпами уезжали в США, вы же понимаете, о чем я? Имя им легион. Не все они везли груз, как мой папа, кое-кто прилетал коммерческими рейсами на самолетах «Авианки» или «Американ». Их семьям, оставшимся в Колумбии, нужно было что-то сказать детям, поэтому они убивали отцов, очень удобно. Сидишь ты в тюрьме в Америке – и вдруг умираешь, и никто не узнает, что ты вообще сидел в тюрьме в Америке. Это было проще всего – никакого стыда, никаких унижений (у нас в семье мул![107]). Таких случаев сотни. Сотни мнимых сирот, и я – лишь одна из них. Вот что хорошо в Колумбии: никогда не остаешься со своей судьбой один на один. Черт, ну и жара, невероятно. Вам не жарко, Антонио? Вы же из холодных краев.

– Немного. Но я держусь.

– Здесь чувствуешь, как открывается каждая пора. Мне нравится раннее утро, но дальше становится невыносимо. Привыкнуть невозможно.

– Вы наверняка уже привыкли на самом деле.

– Да, пожалуй. Может, мне просто хочется пожаловаться.

– Почему вы решили сюда переехать? Спустя столько лет.

– О, – сказала она, – это долгая история.

Майе только-только исполнилось одиннадцать, когда одноклассница рассказала ей про асьенду «Наполес». Это была территория площадью больше трех тысяч гектаров, которую Пабло Эскобар купил в конце семидесятых, чтобы построить там свой собственный рай. Рай, который станет одновременно его империей: Ксанаду на горячей земле, с животными вместо скульптур и вооруженными головорезами вместо таблички «No Trespassing»[108]. Асьенда простиралась по земле двух департаментов[109], от края до края протекала река. Но, разумеется, все это Майя узнала не от одноклассницы: в 1982-м году имя Пабло Эскобара еще не было на устах одиннадцатилетних детей; дети еще не знали ни о гигантской территории асьенды, ни о коллекции старинных автомобилей, все растущей в специальных гаражах, ни о существовании специальной взлетно-посадочной полосы для его бизнеса (оттуда взлетали и туда садились самолеты, подобные тому, что водил Рикардо Лаверде). Они не смотрели «Гражданина Кейна»[110]. Нет, обо всем об этом дети тогда не знали. Зато дети знали о зоопарке: за несколько месяцев он стал национальной легендой. Именно про зоопарк Майе рассказала подруга в 1982-м. Про жирафов, слонов и носорогов, про огромных птиц всех цветов радуги и про кенгуру, который умеет играть в футбол. Для Майи это оказалось таким невероятным открытием и превратилось в такую огромную мечту, что ей хватило выдержки дождаться Рождества, чтобы попросить в подарок поездку в асьенду «Наполес».

Мать ответила категорично:

– Ты туда не поедешь, и не мечтай.

– Но из моего класса все уже ездили.

– А ты не поедешь, – сказала Элена Фриттс. – И даже не вздумай просить меня об этом снова.

– И тогда я поехала тайком, – сказала мне Майя. – А что мне оставалось? Меня пригласила подруга, и я согласилась. Мама думала, что я поехала на выходные в Вилья-де-Лейва.

– Быть этого не может, – сказал я. – Мне тоже запретили даже мечтать об этом, я тоже соврал родителям и поехал. Асьенда «Наполес» – запретное место.

– А когда вы там были?

Я провел кое-какие подсчеты, поворошил воспоминания и совершил открытие. От удовольствия по спине у меня побежали мурашки.