Голос на другом конце линии внезапно стал очень усталым, словно прежде один лишь гнев придавал ему силу и теперь, когда гнев испарился, не осталось ничего.
– Постарайтесь действовать осторожно и не… я хочу сказать… я знаю, у нас были разногласия, но он все же мой сын, и…
– Понимаю. Я постараюсь, сэр.
Как только связь прервалась, дворецкий тут же сбросил с себя маску невозмутимости.
Его лицо посуровело, и он поспешно пошел к двери, ведущей из его спальни в главную гостиную номера. Там на диване спал Шоколадный Гарри, упорно отказывавшийся перебраться на одну из нескольких кроватей этого номера, и Бикер двигался тихо, чтобы его не разбудить. Он намеревался проверить спальню шефа в тщетной надежде, что все это какой-то чудовищный розыгрыш, но кое-что бросилось ему в глаза еще до того, как он подошел к двери в спальню. Там, на стуле у двери, ведущей в коридор, лежали оружие командира легионеров, которое он всегда носил при себе, и его командный наручный коммуникатор.
Дворецкий несколько мгновений смотрел на эти предметы, потом рухнул в кресло и включил лампу.
– Эй, Бикер! – воскликнул Гарри, разбуженный светом. – Что происходит?
Бикер не обратил на него внимания, склонился над собственным коммуникатором и нажал кнопку вызова.
– Это вы, Бикер? – донесся голос Мамочки. – Что это вы не спите в такой час? Я думала…
– Открой мне канал к лейтенантам Армстронгу и Рембрандт, – кратко приказал дворецкий. – И еще, Мамочка. Я хочу, чтобы ты тоже послушала. У нас критическая ситуация, и нет смысла терять время на повторение информации.
Глава 14
Дневник, запись № 245
Один из конференц-залов «Жирного куша» поспешно отвели для проведения чрезвычайного военного совета роты, но даже в нем становилось слишком тесно. Пытаясь удержать собравшихся под контролем, из зала попросили удалиться всех, кроме кадровых легионеров и офицеров, от сержантов и выше, и нескольких заинтересованных лиц вроде волтона Клыканини, сдвинуть с места которого, а тем более выгнать ни у кого не нашлось ни сил, ни мужества. Большая толпа легионеров, однако, бурлила в соседнем холле, мрачно перешептываясь и ожидая указаний относительно дальнейших действий.
Все легионеры-разведчики были отозваны, хотя не у всех хватило времени переодеться в форму Легиона, что придавало сборищу вид вечеринки, обслуживаемой приглашенными официантами, а никак не военного совета. Впрочем, это впечатление исчезало при одном взгляде на мрачные, без единой улыбки лица собравшихся.
В центре внимания легионеров были оба лейтенанта роты, которые стояли у стола для заседаний и просматривали поэтажные планы, мужественно игнорируя физиономии, время от времени нетерпеливо заглядывающие им через плечи.
– Все равно не понимаю, что это нам даст, Ремми, – проворчал Армстронг, беря очередной лист из пачки. – Мы даже не знаем наверняка, находится ли он все еще в этом здании.
Хотя Армстронг и происходил из семьи военных и, следовательно, имел больше опыта в составлении планов – то же самое происхождение сделало его приверженцем соблюдения протокола и субординации. Лейтенант Рембрандт поступила в Легион раньше его, что ставило ее по отношению к нему в положение старшего офицера и командира, и он уступал ей первенство как по укоренившейся привычке, так и из вежливости.
– Будем для начала исходить из этого, ладно? – резко бросила ему Рембрандт. – Мне просто кажется, что мы не должны разносить на куски всю космическую станцию, раздробив при этом наши силы, пока не удостоверимся, что они не держат его где-то здесь. Больше всего шансов за то, что он совсем рядом, так как я не думаю, чтобы они, рискуя быть замеченными, попытаются вывести его из комплекса. Это значит, что мы должны обшарить каждый угол в этом здании, прежде чем начнем прочесывать окрестности, а таких углов здесь уйма.