Сибилла

— Они те еще сумасброды, но, что до меня, я не слишком опасаюсь жакерии^{403}.

— Возможно, до мятежа дело и не дойдет; но пассивное сопротивление жакерии — это уже совсем другое дело. Когда я вижу, что делегаты Конвента^{404} собираются в Лондоне и каждый день проводят митинги на Палас-Ярде^{405}, а по всей стране наблюдается повальная склонность к отказу от потребления подакцизных товаров, как же мне не считать, что дела обстоят серьезней, чем кажется. Уверен, теперь всё правительство держится начеку.

— Вас-то мы и искали! — воскликнул лорд Фитц-Херон, опиравшийся на руку лорда Милфорда, — мистер Эгертон и его приятель встретили их на Пэлл-Мэлл.

— Нам нужны две пары^{406}, — пояснил лорд Милфорд, — не желаете посодействовать, друзья мои?

— Сейчас я должен идти, — сказал мистер Эгертон, — но согласен быть вашей парой с половины восьмого до одиннадцати.

— А я только что в «Уайтсе»^{407} условился на этот счет с Ормсби^{408}, — сказал мистер Бернерс, — еще и получаса не прошло. Мы договорились отобедать у Эскдейла^{409}, так что весь день у меня расписан. Слышали что-нибудь новенькое?

— Да ничего; вот только говорят, что Альфред Маунтчесни задумал жениться на леди Джоан Фитц-Уорен, — сообщил лорд Милфорд.

— Ее уже стольким прочили, — хмыкнул мистер Эгертон.

— С этими богатыми наследницами всегда так, — отозвался его спутник. — Они никогда не выходят замуж. Им невыносима мысль о том, что придется делить с кем-то свои деньги. Готов поспорить, что леди Джоан ожидает участь ТАБИТЫ КРЁЗ^{410}.

— Пожалуй, отпустим нашу пару, Эгертон. Кстати, вы случайно не обедаете у Сидонии?^{411} — поинтересовался лорд Фитц-Херон.

— Да я бы с радостью! Там лучшие блюда и лучшие посетители. Нет, я кормлюсь у старого Матлона, и, вероятно, téte-â-téte[23]: перловый суп в обмен на свежие новости.

— Быть послушным племянником — великое дело, особенно когда твой дядя холостяк и у него двадцать тысяч годового дохода, — заметил лорд Милфорд. — Au revoir![24] Полагаю, сегодня вечером голосования не будет.

— Это уж точно.

Эгертон и Бернерс прошли немного дальше. Когда они подходили к «Золотому шару»^{412}, из магазина вышла дама; она уже хотела было сесть в экипаж, но узнала их и остановилась. Это была леди Файербрейс.

— Ах, мистер Бернерс, как поживаете? Вы-то мне и нужны. Как здоровье леди Августы, мистер Эгертон? Вы не представляете, мистер Бернерс, как же я за вас воевала!

— Неужели, леди Файербрейс, — довольно натянуто откликнулся мистер Бернерс: он, как и, наверное, большинство из нас, исключительно не любил, когда кто-нибудь порицал или недооценивал его. — Очень любезно с вашей стороны.

— Ах, да меня же совершенно не интересует, какие у кого политические взгляды! — с неподдельным жаром воскликнула леди Файербрейс. — Но, разумеется, я была бы весьма рада увидеть вас в наших рядах. Вы же знаете, ваш отец был на нашей стороне! Но если речь идет о моем друге, то я положительно не могу слышать, что его оскорбляют за глаза, — и оставаться безразличной; и я действительно защищала вас вчера вечером.

— Скажите, пожалуйста, где это было?

— Леди Гиблоброд^{413}…

— К дьяволу леди Гиблоброд! — вскричал мистер Бернерс раздраженно, но с некоторым облегчением.

— Нет-нет, леди Гиблоброд говорила о вас леди Алисии Северн.

— Ясно, ясно! — произнес слегка побледневший Бернерс: он был явно задет за живое.

— Однако не могу задерживаться, — сказала леди Файербрейс. — Я должна быть у леди Сент-Джулианс ровно в четверть пятого. — И она запрыгнула в экипаж.

— Леди Файербрейс — последний человек, которого пожелаешь встретить в Лондоне, — заметил мистер Бернерс. — Потом весь день на душе кошки скребут. Пытается убедить меня, будто целый мир только и делает, что злословит и насмешничает за моей спиной.

— Это в ее духе, — заметил мистер Эгертон, — будет из кожи вон лезть, только бы показать вам, какое же вы ничтожество. Отлично действует на людей со слабыми нервами. Напуганные всеобщей неприязнью, они ищут защиты у той самой женщины, которая убеждает их, до чего же они ничтожны в глазах света — и является той единственной, кто считает это несправедливым. Она подчинила себе эту старую гусыню, леди Грэмшоу; та хоть и чувствует, что леди Файербрейнс делает ее жизнь несчастной, но уверена, что стоит ей разорвать со своей мучительницей — и она утратит единственного друга.

— А вон идет человек, который изменился не меньше, чем и любой из наших современников.

— Но только не внешне; вчера вечером мне показалось, что он никогда не выглядел так хорошо.

— Да нет же, разумеется, не внешне — ведет себя иначе. Мы вместе учились в Крайст-Чёрч и почти одновременно вышли в свет. Я, пожалуй, немного раньше. Он делал всё, что подобает, и неплохо справлялся. А теперь его только в Палате и встретишь. Он никуда не ходит; говорят, он сделался заядлым читателем.

— Думаете, он метит на какой-то пост?

— Своими силами ему ничего не добиться.

— Стоит ему пожелать — и его братец за милую душу добудет для него всё, что заблагорассудится, — сказал Эгертон.