Сибилла

Тщетно отец [Исаака] Дизраэли, богатый негоциант, употреблял усилия, чтобы приохотить сына к торговым делам. Первым его юношеским произведением была поэма, осуждающая торговлю как занятие, принижающее человека. Написав несколько неудачных романов, [Исаак] Дизраэли сделал предметом своего специального изучения историю литературы, преимущественно английской.

(Стороженко 1993: 5)

Как эссеист и критик он пользовался популярностью среди английских поэтов и писателей: о нем с похвалой отзывались Скотт, Байрон, Роберт Саути (1774–1843) и Сэмюэл Роджерс (1763–1855) (см.: Monypenny, Buckle 1968/I: 18); его близким другом был издатель Джон Меррей (1778–1843; см. ил. 10), занимавшийся публикацией произведений Байрона. Но отношения д’Израэли с местной иудаистской общиной разладились, и в 1817 году он вышел из нее, в дальнейшем не примкнув ни к одной конфессии. Своих же детей (помимо Бенджамина у него были дочь и два сына) он решил приобщить к Англиканской церкви. Бенджамин Дизраэли был крещен 31 июля 1817 года в возрасте двенадцати лет. Конфессиональные препятствия для его будущей политической карьеры были сняты.

Однако время выбирать самостоятельный жизненный путь еще не настало. По окончании школы семнадцатилетнего юношу не отправили в университет, и он около года занимался в библиотеке, собранной отцом, известным английским книголюбом, пополняя свои школьные знания по истории, литературе и классическим языкам. В ноябре 1821 года отец отдал его на обучение в одну из лондонских юридических контор, совладелец которой находился в близких отношениях с семьей д’Израэли. Впоследствии Бенджамин Дизраэли так вспоминал об этом периоде своей жизни:

Было бы ошибкой полагать, что два с лишним года, которые я провел в конторе нашего друга, пропали даром. Я нередко думал (хотя и сожалел об университете), что это было нечто совершенно иного толка. На меня были возложены обязанности личного секретаря наиболее занятого компаньона нашего друга. Ежедневно он диктовал мне свои письма (корреспонденция его была столь же обширна, как у какого-нибудь министра), а когда приходили посетители, я не уходил из комнаты, оставаясь там не только для профессионального обучения, но и для того, чтобы познакомиться со своей будущей клиентурой. <…>. Это дало мне прекрасную возможность для выработки своего писательского слога и сообщило немалые сведения о человеческой природе.

К сожалению, вся моя остальная жизнь не гармонировала с подобной практикой и профессией. <…>. Я стал меланхоличен и тревожен и, прежде чем мне исполнилось двадцать лет, вынужден был покончить с мечтой отца и его друга. Ничто, кроме путешествия, не могло меня удовлетворить. Отец сделал слабую попытку, предложив мне Оксфорд, однако час смелого предприятия пробил. Я был непокорен.

(цит. по: Monypenny, Buckle 1968/I: 36–37)