Сибилла

В путешествие, о котором здесь упоминается, Дизраэли вместе с отцом отправился летом 1824 года, но еще до этой поездки он взялся за осуществление своей мечты о «смелом предприятии» (Blake 1966b: 269, примеч.) и с 1823 года начал играть на бирже (см.: Ibid.: 269). Стимулом к его участию в биржевых финансовых операциях, которое сулило надежду на быстрое обогащение и материальную независимость от семьи, служили, как отмечают исследователи (см.: Ibid.: 24; Трухановский 1993: 28), два обстоятельства: с одной стороны, лихорадочное оживление на Лондонской бирже, связанное с проникновением английского капитала в бывшие испанские колонии в Латинской Америке, где образовались независимые государства, официально признанные в 1824 году правительством Великобритании при министре иностранных дел Джордже Каннинге (1770–1827; см. ил. 88), с другой — накопленная Дизраэли информация об успешной предпринимательской деятельности клиентов, обслуживаемых юридической конторой, в которой он работал. Игра Дизраэли на бирже не увенчалась успехом. Итогом ее стали «долговое бремя и сомнительная репутация, которым предстояло оказывать влияние на его будущую карьеру в течение многих лет» (Blake 1966b: 23).

На период биржевой активности Дизраэли приходится публикация его первых литературных произведений, анонимно изданных Джоном Мерреем в виде трех брошюр, автор которых отстаивал свою точку зрения на перспективность горнодобывающей промышленности в Центральной и Южной Америке. Обычно подчеркивают чисто пропагандистскую функцию этих небольших книжечек. Они, по словам Роберта Блейка, «в действительности представляли собой тщательно разработанную дутую рекламу южноамериканских горнодобывающих корпораций» (Ibid.: 26; цит. по: Трухановский 1993: 30). Пропагандистская направленность брошюр не подлежит сомнению, однако, имея в виду дальнейшее развитие таланта Дизраэли как писателя, следует обратить внимание и на литературный стиль автора.

<…> Дизраэли анонимно утверждал, что придерживается точки зрения, которая «не испорчена эгоистической заинтересованностью» и не определяется «воздействием каких-либо партийных соображений». Затем следует высокопарное заявление, что, каков бы ни был результат предпринятой публикации, «автор будет испытывать удовлетворение и, быть может, чувство гордости в связи с тем, что во времена, когда невежество является услужливым рабом эгоистических интересов и когда от правды бегут те, кто должен был бы быть ее самым последовательным поборником, он предпринял хотя бы одну попытку выступить в поддержку благородных принципов и выдвинуть более мудрую политику».

(Трухановский 1993: 30; перевод изменен)

В этом аффектированном высокопарном стиле явно слышатся отголоски публицистической английской прозы XVIII века, когда Даниэль Дефо (1660–1731), Джонатан Свифт (1667–1745; см. ил. 33) и целая плеяда памфлетистов прибегали к художественному приему «маски», вымышленного автора, и степень владения таковыми «считалась одним из ярких признаков важнейших, по представлению эпохи, творческих способностей — „изобретательности“ и „остроумия“» (Рак 2005: 482). Соприкосновение с английской прозой XVIII века будет встречаться и в последующем творчестве писателя.