Сибилла

Очутившись у Кливленда, Вивиан встречает, как он и ожидал, весьма холодный прием. Однако посланец Карабаса, в отличие от Кливленда, с презрением относящегося к изучению человеческой природы, наделен тонким психологическим чутьем (см.: Ibid./I: 127). Он сразу же понимает, с кем имеет дело, и по достоинству оценивает интеллект Кливленда. Поэтому он не считает необходимым притворяться и тем самым завоевывает доверие того, с кем действительно хочет дружить. Он раскрывает Кливленду свои карты:

«Я не жертва обмана маркиза Карабаса; и, полагаю, не марионетка, не орудие в чьих бы то ни было руках. Поверьте мне, сэр, в Англии наблюдается действие чего-то такого, что, схваченное на подъеме, может привести к успеху. Я ощущаю это, сэр, — я, молодой человек, не стесненный никакими политическими принципами, не располагающий связями в политическом мире, но, откровенно говоря, чувствующий уверенность в своих силах и желающий вместе с тем ради собственной выгоды использовать возможности других людей. Оказавшись в подобном положении, я осознаю, что стремлюсь к той же цели, что и лорд Карабас, а также двадцать других господ, не уступающих ему в духовном и физическом отношении; и скажите мне, сэр, разве должен я играть роль отшельника в драме жизни только потому, что мои спутники на жизненном пути оказываются порой глупцами, а время от времени — негодяями?»

(Ibid./I: 134)

Если в случае Кливленда психологическое чутье Вивиана подсказывает ему наилучший способ действия, то в отношении миссис Феликс Лоррэн оно подводит его. Вивиан полагает, что сможет «использовать эту женщину в собственных целях» (Ibid./I: 150), однако сильно заблуждается. Миссис Лоррэн — свояченица маркиза, которая нашла постоянное прибежище в его семье после того, как ее покинул брат Карабаса. Уже на первых порах своего знакомства с Вивианом она сообщает ему, что маркиз посвятил ее во все детали их политического плана и, хотя у нее «нет способностей к политике» и она «не может помогать [ему] в управлении народом», она, «вероятно, [окажется полезной] в делах семьи» (Disraeli 1859Ь/I: 61–62). Подобное предложение не может не заинтересовать Вивиана, и он, несмотря на то, что миссис Лоррэн ничуть не привлекает его как женщина (см.: Ibid./I: 57), рассыпается в комплиментах и даже льстит ей. Однако то, чего Вивиан с легкостью достигает в общении с маркизой Карабас, выведывая у нее в ходе самой беседы нужные ему сведения о настроении ее супруга (см.: Ibid./I: 141–142), относительно миссис Лоррэн у него не выходит.

Знаки женского внимания она оказывает не только Вивиану, но и Кливленду, когда тот появляется в Шато Дезир. Однажды Вивиан становится невольным свидетелем такой сцены: миссис Лоррэн стоит перед Кливлендом на коленях: «<…> лицо ее выражало самые противоречивые страсти, которые, можно сказать, соревновались между собой за господство. Мольба. Ярость. И — как же мне это назвать? Любовь» (Ibid./I: 140). Вивиан долго не может «разгадать» миссис Лоррэн (Ibid./I: 71), до тех самых пор, пока не становится случайным свидетелем того, как она пытается его отравить (см.: Ibid./I: 149). Только тогда его осеняет, и он замечает собственное сходство с миссис Лоррэн: «Думается мне, что в этой таинственной иностранке, в этой женщине я повстречал в некотором роде своего двойника. То же удивительное знание человеческой души, та же сладость голоса, та же необыкновенная хитрость <…>» (Ibid./I: 150). Такое открытие потрясает его, и он задается вопросом: «<…> разве имею я право играть счастьем других людей? <…>. Неужели выходит, что я — интеллектуальный Дон-Жуан: он был безучастен к телам людей, я же безразличен к их душам <…>» (Ibid./I: 151).

Но и миссис Лоррэн, что судит о Вивиане отнюдь не по его льстивым речам, а по «взгляду, который не лжет, и красноречивым чертам лица, которые выдают Правду» (Ibid./I: 158–159), приходит к аналогичному выводу и говорит ему: «<…> хранимый в сокровенных тайниках вашей души, живет образ, перед которым вы склоняетесь в обожании, и образ этот — ваш собственный» (Ibid./I: 162).