Сибилла

— Нам не на что жаловаться, — сказал лорд Марни. — Мы всё так же снижаем размеры оклада, и, пока мы это делаем, положение в графстве непременно будет улучшаться. Об этом говорит инспекция работных домов. Недавно у нас был пожар, и кое-кто даже испугался, но я провел расследование и, к большому удовольствию, выяснил, что причиной тому была чистая случайность, по крайней мере, этот пожар не имел отношения к оплате труда. Я должен был разобраться, ведь пострадала моя собственность.

— И сколько же получают работники в ваших краях, лорд Марни? — спросил стоявший рядом Сент-Лис.

— О, вполне достаточно! Поменьше, чем в вашем промышленном районе; но те, кто работает на свежем воздухе, а не у печи, не могут ожидать слишком высокой оплаты, да и не требуют ее. Они получают восемь шиллингов в неделю — или около того.

— Восемь шиллингов в неделю! — воскликнул мистер Сент-Лис. — Способен ли работник, у которого, возможно, восемь детей, целую неделю прожить на восемь шиллингов?

— Видите ли, — пояснил лорд Марни, — на самом деле они получают больше; им ведь положены «пивные деньги»^{320}, во всяком случае, подавляющему большинству, хоть я и не одобряю этого; это же фактически лишний шиллинг в неделю; и потом, некоторые сажают картофель на грядках, хотя я решительно против подобных вещей.

— И всё же, — сказал мистер Сент-Лис, — то, как они умудряются выжить, для меня сродни чуду.

— Видите ли, — сказал лорд Марни, — я вообще считаю, что, чем больше оклад, тем хуже для работника. Всё свое жалованье они тратят в пивных. Они и есть истинное проклятие этой страны.

— А что еще остается делать этому несчастному человеку? — сказал мистер Сент-Лис. — После трудового дня он возвращается домой — но можно ли назвать это место домом? Очаг потух, обед не приготовлен; спутница его жизни, изнемогшая от работы в поле или на фабрике, еще не пришла, а может, слегла в постель от усталости или же потому, что вернулась, мокрая до нитки, а переодеться ей не во что. Мы вырвали женщину из ее привычной среды; да, мы урезали жалованье, когда она появилась на рынке рабочей силы — но вместе с тем безвозвратно отобрали у простых людей так называемый «семейный очаг», и нам не пристало удивляться, что народ ищет утешения — или даже убежища — в пивных.

Лорд Марни смерил мистера Сент-Лиса дерзким, высокомерным взглядом, после чего беззаботно заметил, обращаясь куда-то в сторону:

— Пусть говорят что угодно, только проблема всё равно в перенаселении.

— Я бы скорее поверил, что проблема в средствах, — сказал мистер Сент-Лис. — Не в количестве людей, а в средствах на их содержание.

— Это одно и то же, — сказал лорд Марни. — Исправить положение в стране может только эмиграция в больших масштабах; и поскольку правительство не желает этим заниматься, я сам начал понемногу обеспечивать себе безопасность. Я непременно позабочусь о том, чтобы в моем приходе население не прибывало. Я уже сейчас не строю никаких хибар, а все, какие могу, ровняю с землей; и да, я не стыжусь этого и не боюсь в этом признаться.

— Вы, стало быть, объявили войну хижинам, — улыбнулся мистер Сент-Лис. — На первый взгляд, бросить такой вызов далеко не так сложно, как объявить войну замкам.

— Неужели вы полагаете, что может дойти и до этого? — поинтересовался лорд де Моубрей.

— Мне не по душе становиться провозвестником зла, — ответил мистер Сент-Лис.

Лорд Марни встал со своего места и заговорил с леди Файербрейс, муж которой в другом конце комнаты поймал мистера Джермина и просвещал его касательно «насущного вопроса». Леди Мод в сопровождении Эгремонта подошла к мистеру Сент-Лису и сказала:

— Мистер Сент-Лис, мистер Эгремонт в большом восторге от христианской архитектуры и особенно желает посетить нашу церковь, которой мы так гордимся.

Через несколько минут Эгремонт и Сент-Лис уже сидели бок о бок и вели оживленный разговор. Лорд де Моубрей пристроился к леди Марни, возле которой уже восседала его жена.

— О, как же я завидую вашей жизни в Марни! — воскликнул он. — Ни фабрик, ни дыма; живете среди прекрасного парка, в окружении счастливых крестьян!

— Там просто восхитительно, — сказала леди Марни. — Но в то же время ужасно скучно — у нас практически нет соседей.

— Но это же такое преимущество! — воскликнула леди де Моубрей. — Признаться, мне нравятся мои лондонские друзья. Но я совершенно не знаю, о чем говорить со здешними обитателями. Это превосходные люди, лучше в целом свете не найти; вот уж никогда не забуду, как они обходились с моим бедняжкой Фитц-Уореном, когда хотели, чтобы он представлял их округ в парламенте; но они не знают людей, которых знаем мы, у них иные, нежели у нас, интересы; и вот, прочувствовав в полной мере тоску провинциальных проблем, досконально обсудив погоду и направление ветра, признаюсь, дорогая моя леди Марни, я совершенно aux abois[12] — они же считают меня надменной, хотя на самом деле это они глупы.

— Я люблю работать, — сказала леди Марни, — и всегда говорю с ними о работе.