Сибилла

— Ах, вы счастливица! Я вот никогда не могла работать, да и Джоан и Мод, они у меня тоже не работницы. Однажды Мод вышила знамя для брата — оно вывешено в зале. По-моему, очень красивое, но, так или иначе, она никогда не пыталась развить свой талант.

— Во всём произошедшем и в том, что может произойти, — говорил между тем Сент-Лис Эгремонту, — я виню только Церковь. Церковь покинула народ — и с этой минуты Церковь оказалась в опасности, а народ обнищал во всех смыслах этого слова. Раньше вера утоляла благотворные потребности человеческого естества, религиозные праздники помогали выдерживать мучительные тяготы труда. Дни отдыха всегда посвящались если не возвышенным помыслам, то, по крайней мере, благородным и сладостным чувствам. Церковь приглашала весь христианский мир разделить ее таинства, что проходили под величественным, практически небесным сводом, в окружении лучших произведений искусства, когда-либо созданных человеческими руками; ведь там, пред лицом Бога, все были братьями. Молитва, фимиам, музыка, слова проповеди и высшее упоение, даруемое церковным искусством, — всё распределялось поровну.

— Значит, вы все-таки верите в пользу ритуалов и церемоний?

— То, что вы называете ритуалами и церемониями, есть проявление самых светлых порывов нашего естества. Доведите свое отвращение к обрядам и службам до логического завершения — и вы скорее преклоните колена в хлеву, нежели в соборе. Ваша доктрина нанесет удар по самой сути искусства, которое по природе своей духовно.

— Я вовсе не рассуждаю отвлеченно, — возразил Эгремонт, — я скорее указываю на косвенную связь этих обрядов и таинств с другой Церковью. Английский народ отождествляет их с раболепными предрассудками и чужеземным господством.

— С Римом, — уточнил мистер Сент-Лис. — Однако обряды и таинства существовали еще до него.

— Но давайте рассуждать практически, — сказал Эгремонт, — разве их нынешнее возрождение в наших Церквах не говорит о стремлении водворить в стране папистскую систему?

— Не так уж и просто постичь, как же на практике известные обстоятельства будут воздействовать на непосвященных людей, — ответил мистер Сент-Лис. — Римскую Церковь следует почитать как единственную иудео-христианскую конфессию, существующую и по сей день; исчезли все прочие Церкви, основанные ветхозаветными апостолами, однако Рим устоял; и мы не должны допустить, чтобы завышенный статус, которым они наделили себя в Средние века, заставил нас забыть об изначальном, апостольском характере Церкви; она была такой, когда только-только вышла из Палестины, всё еще источая благоухание Райского сада. Римская церковь выживает только благодаря апостольской преемственности; но ведь преемственность эта не зиждется сама на себе; она — часть целого; и если она перестает быть таковой, то лишается своей основы. Апостолы пришли на смену пророкам. Наш Учитель объявил себя последним пророком. Пророки, в свою очередь, были преемниками патриархов — людей, которые напрямую обращались к Всевышнему. Людям не менее исключительным, чем апостолы, открылась самая суть священства и были завещаны те обряды и службы, от которых Римская Церковь никогда не отрекалась. Только вот не Рим изобрел их; и, помимо основной миссии, долг любой конгрегации таков: мы не должны поощрять притязаний Рима на верховенство. Вы же не станете утверждать, будто во времена пророков не было никакой Церкви? Что же тогда получается, Моисей^{321} не был церковнослужителем? И Аарон^{322}, он тоже не был первосвященником? Был! И более великим, чем любой Папа или прелат, будь то в Риме или в Ламбете^{323}.