Сибилла

Небольшая группа шахтеров приблизилась к дому менее мрачному, чем все остальные; прикрепленное над входом изображение восходящего солнца недвусмысленно говорило о назначении этой постройки^{358}. Они вошли туда на правах завсегдатаев; женщина за барной стойкой встретила их улыбкой и множеством приветливых слов, после чего любезно осведомилась, что джентльменам угодно. Вскоре они сидели в баре, причем — невзирая на то, что он отнюдь не пустовал — на своих привычных местах: видимо, все признавали, что они наслаждаются заслуженными привилегиями.

С ломтями белого хлеба в черных руках, с лицами, черными от угольной пыли, ухмылками во весь рот и зубами цвета слоновой кости — они и в самом деле были похожи на компанию пирующих негров.

Чаши с элем разошлись по кругу, трубки были закурены, появились первые клубы дыма. Тишина стояла до тех пор, пока человек, который, по всей видимости, был среди них главным и занимал нечто вроде председательского кресла, не вынул трубку изо рта и не выразил первую связную мысль, тем самым заявляя о себе:

— Что и говорить, заказёнили нас — хоть в гроб ложись.

— Правдивей не скажешь, мастер Никсон, — откликнулся один из сидевших за столом.

— Как по Библии, слово в слово, — кивнул другой.

— Вопрос таков, — продолжал мастер Никсон, — а нам-то что делать?

— Ага, точно, — сказал какой-то горняк, — в том и суть.

— Ага, ага, — согласились хором другие, — так и есть.

— Вопрос в том, — важно произнес мастер Никсон, обводя всех покровительственным взглядом, — что же такое жалованье? По-моему, это не сахар, не чай, не свиная грудинка. Полагаю, это не свечи, и, если в чем я и уверен, так это в том, что никакая оно не жилетка.

После этих слов раздался дружный сгон.

— Товарищи, — продолжал Никсон, — вы знаете, что случилось; вы знаете, что, когда Джаггинс закрыл все счета по казенной книжке, он потребовал доплатить издержки; так этот Диггс, этот сущий людоед, заставил его взять две жилетки. Спрашивается, что делать рудокопу с жилетками? По мне, так заложить их Диггсовому зятю, что в лавке по соседству, и продать закладную за шесть пенсов. Вот вам и вся соль; давайте по существу: жилетки и казенная лавка — сперва жилетки, потом лавка.

— Я последние два месяца отрабатываю на фунт в неделю, — сказал другой горняк, — только вот я, грешник спасенный^{359}, лика молодой королевы до сих пор не видал^{360}.

— А мне тут пришлось платить доктору казенной едой за мою бедную жену, — заговорил другой. — «Доктор, — говорю, значится, — совестно мне так поступать, да у меня кроме еды казенной и нет ничего; чего вам угодно: грудинки или сыру?» — «Сыр десять пенсов за фунт! — говорит. — Да я такой для своих слуг по шесть покупаю. Ну да ничего, — говорит, потому как истинный христианин, — возьму и едой, какая по нраву придется».

— Джаггинсу нужно платить за жилье, он приставов дрейфит, — заметил Никсон, — и он получил две жилетки!

— А еще, — пожаловался кто-то, — казенка Диггса открыта всего раз в неделю, и, если опоздаешь, жди еще семь дней. А это такая даль, да и там сколько выстоять нужно; для моей бедной женушки поход в эту лавку — что целый день работы, ничего другого потом делать не может: это же стоять, ждать и выслушивать проклятия мастера Джозефа Диггса — он ведь терпеть не может, когда женщины лезут одна наперед другой, на дух не переносит.

— Вот и они говорят, что он — гадкая кудлатая собачонка.

— Мастеру Джозефу злобы не занимать, но коли нужно вытянуть пару грошей из твоего жалованья — тут уж никто не сравнится со стариной Диггсом. Он до этого страсть какой охотник! А потом говорит, что у тебя никогда и ни в чем потребы не будет — всё, мол, найдешь под его крышей. Хотел бы я знать, кто нам станет башмаки чинить. Может, у папаши Диггса еще и сапожная мастерская?

— Или он нам картошку продаст за пенс, — сказал кто-то, — или молоко за полпенса.

— Держи карман! Чтобы получить их, нужно пойти и продать часть казенной еды, — много за нее выручишь! У Диггса грудинка по девять пенсов за фунт, у бакалейщика такую можно отхватить за шесть, а поскольку бакалейщик ни за что не даст больше, чем четыре пенса с полпенни, так, стало быть, плата продуктами в нашем деле заработок ровно вдвое срезает.

— Вот уж правда, точь-в-точь как в церкви, мастер Уэгхорн.

— Да этот Диггс, похоже, самый настоящий угнетатель народа, — раздался голос из дальнего угла бара.

Мастер Никсон повернул голову, затянулся, выдохнул дым и заметил:

— По мне, так оно и есть; да и пайщик[14] — кровосос, какого свет не видывал.

— А какой пайщику прок с этой лавки? — допытывался незнакомец из дальнего угла. — Он же идет против закона.

— Хотел бы я знать, кто будет рыться в законах, — буркнул Никсон, — уж точно не я. Эти казенки — штука скользкая; к ним и захочешь — не подступишься, вот что я вам скажу.

— Но он не может принудить вас брать товары, — настаивал незнакомец, — он обязан платить вам звонкой монетой нашего королевства, если вы того потребуете.