Сибилла

— Платят нам всего раз в пять недель, — сказал один горняк, — а как человеку жить всё это время? Вот, представь, отработали мы смену за месяц или за пять недель, получили всё, что нам причитается, а в казенке ничего не купили, что мне скажет пайщик? Он скажет: «Не хочешь, стало быть, в книгу записываться?» А я ему: «Нет», а он отвечает: «Тогда и на работу в шахте можешь впредь не рассчитывать». Вот это я и называю принуждением.

— Вот-вот, — поддержал другой горняк, — только попроси лик молодой королевы, и вскоре придется надевать рубашку и выходить на поверхность.

— Это они давно вычислили, как нас силком в казенки затащить, — добавил третий, — и, если пайщик даст тебе от ворот поворот за то, что не берешь казенной еды, так ты, почитай, на всех участках меченный.

— Есть кое-что почище, чем эти казенки, — заговорил молчавший до сих пор горняк, — и это те самые пайщики. О том, что в шахте творится, ведает один лишь Бог Всемогущий да сами горняки. Я много лет был прилежным методистом, из кожи вон лез, чтоб работа спорилась, а всего-то и греха на мне — сказал как-то раз пайщикам, что дела их не простятся на Страшном Суде.

— Вот уж воистину дело тьмы! Сколько дней задарма работаем: мытьем ли, катаньем — нет такой нормы, которая бы их устроила. И сколько же кружек ихнего эля нужно выпить, покуда тебе работу дадут. Если бы королева сделала что-нибудь для нас, бедняков, вот уж была бы благодать!

— Нет в этих краях тирана страшней, чем пайщик, зуб даю, — заметил первый горняк. — И нет беднякам никакого воздаяния.

— А почему бы вам не предъявить свои жалобы землевладельцам или арендаторам? — спросил незнакомец.

— Я так понимаю, вы не из наших краев, сэр, — произнес мастер Никсон, сопроводив это замечание громадным облаком дыма. В своей среде он был сродни оракулу, и водворялась тишина, когда он собирался держать речь, что случалось не так уж часто; зато когда он говорил, слова, как не раз отмечали его приверженцы, шли сплошным десятиярдовым углем^{361}. — Как я понимаю, вы не из наших краев, сэр, иначе знали бы, что шахтеру говорить с большим начальником — всё равно, что мне ковырять уголь вот этим глиняным чубуком. Сэр, промежду нами бездна. Я спустился в шахту пяти лет от роду, в День святого Мартина сорок годков будет, как это случилось, а это добрый срок, сэр, для человека, который выполняет свою работу, и я знаю, о чем говорю. За сорок годков, сэр, человек чего только не увидит, особливо когда он торчит на одном месте и держит ухо востро. Я и поиграть успел, сэр, пару раз за сорок-то годков, и видел такие долгие забастовки, каких, может, по всей стране не бывало. Видел, как люди всей гурьбой неделями вели игру, и до того зубами щелкал^{362}, что полмесяца кряду, а то и больше, ничего во рту не имел, кроме одной картофелины да щепотки соли. Что до казенной пищи, держали нас впроголодь, но мы стояли за наши права, а уж это к любому гусаку подлива. И вот что я скажу вам, сэр: я ни разу не видел, чтобы народ затевал игру, если промежду ним и большим начальством проскальзывало словечко; да только до них всё равно не добраться. Промеж собой бедняк с господином отродясь повязаны не были — и в том самая сущая беда нашей страны.

— Дело говоришь, мастер Никсон. Мы вот так же в двадцать восьмом тоже поиграть собрались, а хозяева возьми да и скажи, что готовы с нами встретиться; сами же только и сделали, что потоптались у входа да с пайщиками побеседовали. Пайщиков-то они выслушали.

— Поговори хозяева с людьми, не было бы нужды солдат присылать; так ведь для господ один вид шахтеров хуже отравы: стоит нам наверх подняться да заговорить с ними, как они тут же улепетывают.

— Это всё пайщики, — сказал Никсон, — они и есть сущая язва, и не в казенках дело.

— Люди никогда не обретут свои права, — произнес незнакомец, — пока они не осознают свою силу. Допустим, вместо того чтобы играть и устраивать стачки, пятьдесят ваших семей поселятся под одной крышей. Жить вам будет лучше, чем теперь: питаться вы будете сытнее, ваши дома и одежда станут намного удобней, вы сможете откладывать половину своего заработка; вы сделаетесь капиталистами: сможете сами арендовать шахты и рудники, платить их владельцам больше, чем они получают теперь, и всё равно будете меньше работать и лучше зарабатывать.

— Сэр, — сказал мастер Никсон, вынув трубку изо рта и выпустив тугую струю дыма, — вы говорите как по писаному.

— Это принцип объединения, — ответил ему незнакомец, — именно его недостает нашей эпохе.

— Сэр, — произнес мастер Никсон, — эпохе много чего недостает, и особенно недостает ей заработков, что выплачиваются звонкой монетой нашего королевства.

Вскоре после этих слов кружки опустели, трубки погасли, и собрание зашевелилось. Незнакомец обратился к Никсону с вопросом, далеко ли отсюда до Водгейта.

— Водгейта? — недоуменно переспросил мастер Никсон.

— Джентльмен имеет в виду Чертово Подворье, — подсказал один из его спутников.

— Я вот местный, — покачал головой мастер Никсон, — но первый раз слышу, чтоб Чертово Подворье называли Водгейтом.