Всё в тот день шло кувырком. Даже капитан Граус не соизволил встретить их в Аббатстве. Он играл в крикет, матч «Марни против Марэма». Ничто другое не заставило бы его отсутствовать. И так случилось, что троим попутчикам, которые устали от самих себя и друг от друга, пришлось отобедать вместе. Никогда еще капитан не был так нужен: он бы развлек лорда Марни, тем самым выручив его жену и брата; доложил бы обо всех разговорах и происшествиях, которые имели место во время их отлучки; задал бы иной тон и обеспечил бы приятный досуг. Отъезд из Моубрея, задержка на станции, отсутствие Грауса, несколько неприятных писем (или же писем, которые человек в дурном настроении хочет считать таковыми) ознаменовали переломный момент. Лорд Марни велел накрыть обед в маленькой столовой, которая сообщалась с гостиной, где леди Марни проводила вечера, когда оставалась наедине с мужем.
Обед прошел в мрачной тишине; по счастью, он был недолог. Лорд Марни лишь попробовал несколько блюд, но есть не стал; обругал собственный кларет, хотя дворецкий принес ему лучшую бутылку, зато нахваливал бордо лорда Моубрея, удивляясь, где же тот добывает такое, ведь «в Моубрее все вина были просто отменны»; затем в двадцатый раз поинтересовался, что же побудило Грауса затеять крикетный матч в самый день его возвращения, однако счел необходимым умолчать о том, что никогда не сообщает Граусу даже приблизительной даты своего возможного приезда.
Что до Эгремонта, следует признать, что едва ли он пребывал в лучшем расположении духа, чем его брат, хотя у него не было столь веских причин для дурного настроения. Оставив Моубрей, он оставил нечто большее, чем всего лишь приятное общество: во время этой поездки случилось достаточно, чтобы потревожить сокровенные тайники его души и подвигнуть его взглянуть с непривычной точки зрения на истоки и характерные черты своей жизненной позиции. Когда Эгремонт вернулся в Аббатство, он обнаружил письмо, едва ли способное рассеять эти довольно-таки болезненные мысли; письмо было от его агента: тот требовал уладить проблемы, связанные с расходами на предвыборную кампанию; та самая первоначальная причина, по которой Эгремонт решил навестить брата.
Леди Марни вышла из столовой, братья остались наедине. Лорд Марни наполнил бокал до краев, быстро осушил его, подтолкнул бутылку в сторону брата и сказал:
— Что за черт — этого Грауса всё нет!
— Не сказал бы, что особо скучаю по его компании, Джордж, — ответил Эгремонт.
Лорд Марни хмуро посмотрел на брата, после чего заметил:
— Граус отличный малый: когда Граус здесь, скучать не приходится.
— Знаешь, что до меня, — сказал Эгремонт, — я не в особом восторге от развлечений, которые создаются силами подхалимов.
— Граус ничуть не больший подхалим, чем все остальные, — довольно свирепо произнес лорд Марни.
— Возможно, и нет, — спокойно ответил Эгремонт. — Я не разбираюсь в этой категории людей.
— Хотел бы я знать, в чем ты вообще разбираешься; уж конечно не в том, как завоевать расположение юных леди. Арабелла явно не в восторге от результатов твоей поездки в Моубрей, во всяком случае, тех, что касаются леди Джоан, между прочим, лучшей подруги Арабеллы. Хотя бы поэтому тебе следовало уделить ей больше внимания.
— Я не могу уделять внимание человеку, который мне безразличен, — заметил Эгремонт. — Я не обладаю талантами на все случаи жизни, как твой приятель, капитан Граус.
— Не понимаю, что ты разумеешь под «моим приятелем капитаном Граусом». Капитан Граус такой же мой приятель, как и твой. В доме можно держать людей ради тысячи дел, которые не можешь выполнить сам и не доверишь слугам, и Граус отлично подходит для этих целей.
— Вот именно: точь-в-точь как я и сказал, отличный подхалим, если угодно, только всё равно — подхалим.
— Ну и что с того? Положим, он подхалим; разве я не могу держать при себе подхалимов, как и все прочие?
— Конечно, можешь, только я не обязан сожалеть об их отсутствии.
— А кто говорит, что обязан? Но лично я буду сожалеть, если сочту необходимым. И я сожалею, весьма сожалею об отсутствии Грауса, ведь если бы он не впутался в этот несчастный матч, — можешь мне возразить, если угодно, — то позаботился бы о том, чтобы Хлюппик отобедал здесь, а уж он рассказал бы мне обо всех происшествиях.
— Я очень рад, что он пренебрег этим, — сказал Эгремонт, — по мне, уж лучше Граус, чем Хлюппик.
— Кто бы сомневался, — сказал лорд Марни, с необычайно мрачным видом наполняя свой бокал. — Бьюсь об заклад, тебе бы хотелось лицезреть в Марни какого-нибудь благородного святошу, вроде твоего друга Сент-Лиса, чтобы он проповедовал в лачугах, пробуждая в людях недовольство, читал мне нотации о низких заработках, хлопотал о клочках земли для новых церквей и прельщал Арабеллу сбором средств на расписные окна.
— Я и в самом деле хотел бы видеть в Марни таких людей, как Обри Сент-Лис, — заявил Эгремонт спокойно, но достаточно твердо.
— Будь он здесь, я бы ему быстро показал, кто в доме хозяин! — сказал лорд Марни. — Я бы не прогнулся, как Моубрей. Если на то пошло, лучше уж сразу приютить иезуита.