Сибилла

— Это наш знакомец с развалин Аббатства Марни, — сказал Джерард. — Тебе, Стивен, стоит пообщаться с мистером Франклином, вы ведь оба привержены одному и тому же делу. Он тоже журналист и какое-то время будет нашим — и твоим — соседом.

— На какое же издание вы работаете, позвольте спросить? — осведомился Морли.

Эгремонт покраснел, смутился, а затем ответил:

— Я не претендую на почетное звание журналиста. Я всего лишь репортер и выполняю здесь особое поручение.

— Хм! — произнес Морли и, взяв Джерарда за руку, увлек его за собой, предоставив Сибилле и Эгремонту идти следом.

— Ну что, я нашел его, Уолтер.

— Кого? Хаттона?

— Нет-нет, его брата.

— Он что-нибудь знает?

— Немного. Но это лучше, чем ничего. Наш друг процветает, и тому есть доказательства, а вот где он и кто таков, — ни малейшей зацепки.

— И его брат не может нам посодействовать?

— Напротив, он и сам добивался от меня сведений. Он дикарь, далеко за гранью наших ужаснейших представлений о том, до какой степени может опуститься человек. Известно только, что наш друг жив и неплохо устроился. Брату раз в год приходит анонимное вспоможение, и в немалом размере. Я изучил почтовые штемпели: письма отправляли из разных мест, — очевидно, чтобы запутать следы. Боюсь, вы решите, что я мало чего добился, но, поверьте, даже это порядком меня измотало.

— Я не сомневаюсь, Стивен, более того, я уверен, что ты сделал всё возможное. Я как сердцем чуял, что ты сегодня объявишься; кстати, угадай, что тут у нас приключилось? Сам милорд с семьей и прислугой изволил посетить фабрику, и я должен был всё ему показать. Чудно, не так ли? А под конец он предложил мне деньги. Сколько там было — не знаю, я не стал смотреть; уж наверняка доля от моей платы за жилье. Я указал ему на ящик для пожертвований, и он своей холеной рукой опустил туда деньги.

— Очень уж странно. И вы были с ним наедине?

— Наедине. Принеси ты вести о тех бумагах — и я бы решил, что тут не иначе как само Провидение вмешалось. Ну а пока мы по-прежнему ждем у моря погоды.

— Ждем у моря погоды, — задумчиво повторил Морли, — и все-таки он жив-здоров. Он еще объявится, Уолтер.

— Аминь! Вот ведь поразительно: стоило тебе взяться за это дело, Стивен, — и мне страсть как захотелось разворошить былое; а ведь это сгубило моего отца и, может статься, навредит его сыну.

— Давайте не будем об этом, — прервал его Морли. — Нам стоит подумать о других вещах. Как вы догадываетесь, я немного утомился и теперь, наверное, пожелаю вам доброй ночи. К тому же здесь посторонний…

— Постой, постой, дружище, осади. Этот Франклин отличный малый, думаю, вы с ним поладите. Сделай милость, зайди к нам. Если ты сейчас уйдешь после такого долгого отсутствия, то расстроишь Сибиллу, да и меня тоже, можешь не сомневаться. Итак, они вчетвером проследовали внутрь.

Вечер прошел за разного рода беседами, хотя в большинстве своем они сводились к одной теме, столь часто обсуждаемой под крышей дома Джерарда: положению простого народа. Рассказы Морли о том, что он увидел в ходе своей недавней поездки в Водгейт, вызвали живой отклик.

— Семейные ценности быстро отмирают среди трудовых сословий нашей страны, — сказал Джерард, — да и чему здесь удивляться, если Родного Дома больше не существует.

— Но ведь его можно воскресить, — заметил Эгремонт, — сегодня мы в этом воочию убедились. Дайте труженикам кров — и воззрения их будут кротки и бесхитростны. Если бы все следовали примеру мистера Траффорда, то положение народа непременно бы изменилось.

— Да вот только не каждый станет следовать примеру мистера Траффорда, — сказал Морли. — Здесь необходимо самопожертвование, а кто же на такое пойдет? Это противоречит человеческому естеству. Влияние отдельных личностей не способно обновить общество, для его переустройства необходима какая-то иная основа. Вы оплакиваете изживающий себя образ родного дома. Он бы ни за что не изжил себя, будь он достоин сохранения. Семейные ценности исполнили свое назначение. Неодолимый закон прогресса требует выработки новых идеалов. И они не заставят себя ждать: вы можете ускорить их появление, можете отсрочить его — но только не предотвратить. Они разовьются сами собой, совсем как живая природа. На нынешнем этапе исторического развития, когда мы получили в распоряжение научную формулу счастья, сама идея Родного Дома вскоре окажется чужеродной. Родной Дом — понятие варварское, пережиток темных веков. Родной Дом — это разобщение, а стало быть, он асоциален. Что нам нужно, так это Сообщество.

— Всё это, конечно, прекрасно, — вздохнул Джерард, — и, чего уж греха таить, твоя правда, Стивен; да только я и сам не прочь вытянуть ноги у своего собственного камелька.

Глава десятая