Сибилла

Когда мы только-только устраиваемся на новом месте, время движется плавно и медленно, касается нас крылом и надолго запечатлевает в нашей памяти новые характеры и лица. Любой человек, любое событие, любое чувство волнует и тревожит воображение. Беспокойный ум одновременно творит и наблюдает. В самом деле, едва ли среди житейских истин найдется более ошибочная, чем та, которая гласит: когда время течет неспешно, жизнь скучна. Намного чаще бывает совсем наоборот. Стоит нам вспомнить эпизоды из жизни, которые наиболее крепко осели у нас в памяти, и мы поймем, что эти краткие периоды были полны происшествий и непривычных чувств. Эгремонт обнаружил это в первые же дни своего проживания на новом месте, в Моудейле. Первая неделя — целая эпоха в его жизни — показалась ему столетием, а в конце первого месяца он уже начал сетовать на скоротечность времени и разве что не принялся философствовать о бренности бытия. Он осознал, что ведет по-настоящему счастливую, но всё же удивительно простую жизнь: хотел, чтобы так оно и оставалось — и всё же никак не мог понять, отчего этот опыт в первые дни показался ему таким необычным, почти столь же необычным, сколь упоительным. День его начинался рано и проходил за чтением (книги ему в основном давала Сибилла Джерард), иногда в пеших прогулках (когда они втроем, в компании Морли, у которого было много свободного времени, посещали одну из окрестных достопримечательностей), а то и вовсе за тем занятием, что обеспечивали Эгремонту река и удочка. Каждый вечер неизменно отправлялся он к домику Джерарда, чтобы под его скромной крышей найти всё возможное обаяние, каким только может очаровывать женщина, а также беседу, которая пробуждала ум. Джерард оставался верен себе: простой и радушный, он умел глубоко чувствовать и непринужденно рассуждал о вещах, которых они касались, был благороден духом и мыслями; всё это плохо вязалось с его общественным статусом — и тем не менее составляло характер этого человека. Сибилла говорила мало, больше прислушивалась к речам отца; и всё же время от времени звонкий девичий голосок доносил до зачарованного слуха Эгремонта некую глубокую идею — и чистота этих помыслов была столь же разительна, как и почти святая безмятежность облика и манер этой девушки. Морли? Поначалу Эгремонт нередко его видел: тот давал нашему другу книги, со всей прямотой и богатством своего необычайного таланта к рассуждению и описанию разбирал вопросы, которые беспокоили его лично и были новы и крайне интересны для его собеседника. Но время шло, и то ли у Морли стало больше забот, то ли деловые встречи оставляли ему всё меньше возможностей для светских бесед, только Эгремонт теперь видел его редко, исключительно в домике Джерарда, где Стивен появлялся порой в течение трудовой недели. Что же касается совместных прогулок, так они и вовсе прекратились.

В одиночестве Эгремонт много думал о дочери Джерарда, вот только мечты его, чуждые определенности и конкретных форм, были упоительны — и всё же весьма туманны. А желал он лишь одного: чтобы его теперешняя жизнь длилась вечно; а вот перемен не желал и в конце концов почти убедил себя в том, что их и не будет. Так человек, который нежится на летнем солнце, окруженный сиянием и красотой, не в силах понять, что пора эта рано или поздно закончится, блестящая листва завянет и опадет, пенистые воды будут скованы льдом, а безмятежная синева над головой обернется темной ревущей бездной.