Сибирская эпопея

Анна Иоанновна окружила себя иностранцами, которые на протяжении десяти лет оставались всемогущими. Новая императрица хотела вернуть полномочия русским. В Академии наук, основанной Петром Великим 15 годами ранее, атмосфера недоверия к иностранцам и установка на ограничение их влияния посеяли хаос. Престижные ученые сообщества числят среди своих профессоров в основном иностранцев. Отечественная смена, успешно проклюнувшаяся повсюду, в том числе и во Второй Камчатской экспедиции, еще не заняла ключевые посты. Михаил Ломоносов, самый многообещающий из русских исследователей, которого позже назовут «русским Леонардо да Винчи» за удивительную эрудицию и универсальные интересы, – один из тех, кому этот «научный патриотизм» будет на руку. В 1742 году он делал лишь первые шаги в Академии. Через месяц после коронации новой императрицы постоянный секретарь Академии – сам могущественный Шумахер – посажен под домашний арест: как только в высших эшелонах появляется человек из русских, способный занять тот или иной пост, иностранец, особенно немец, должен освободить его. Обстановка подозрительности и интриганства мешала работе Академии, и до Стеллера дошли слухи об этом. Стеллер – гражданин Саксонии, и его не могло не беспокоить происходившее. Георг Вильгельм, каким бы странным это не казалось, был полон опасений – а выполнил ли он свою миссию? Сумел ли он собрать все необходимые сведения во время путешествия в Америку, оправдал ли ожидания? Он ищет что-нибудь особенное, что мог бы предъявить научному сообществу. Ожидая своего появления в европейских салонах, он надеется отыскать на еще очень мало исследованном полуострове нечто, способное создать ему имя.

Осев в Большерецке, Стеллер отсылает в Санкт-Петербург 15 сундуков с образцами – животные, гербарии, рапорты и рисунки. В сопроводительном списке рукописей числится 13 важнейших текстов, в том числе De Bestiis Marinis, «Описание острова Беринга», «Описание Камчатки» и «Путешествие в Америку». Этот ценнейший научный груз попадет в Санкт-Петербург только почти через три года. Стеллер не увидит своих трудов напечатанными. Три месяца он путешествовал по Камчатке, площадь которой более чем в два раза превосходит площадь Великобритании. Чаще всего он передвигался пешком по тропам, проложенным аборигенами, проваливаясь в глубокие и узкие ямы и рвы, по земле, где нельзя пройти километра, не вывихнув лодыжку.¹⁶⁹ Он общался с камчадалами – ительменами и коряками, он присутствовал при сезонных праздниках, свадебных ритуалах и, как обычно, пробовал на себе все, что только можно было испробовать. У шамана он изучал состояние транса. Он присутствовал на празднестве камчадалов, селаге, для которого женщины готовят блюдо из смеси трав и ягод с рыбьим или тюленьим жиром, подолгу перемешивая все ингредиенты грязными руками. От одного только зрелища готовки этого блюда, как признавался Стеллер, любого бы затошнило. И, несмотря на свою готовность к экспериментам, он сумел заставить себя проглотить только крошечный кусочек этого вязкого месива, да и то в качестве лекарства от неизбывного любопытства.¹⁷⁰

Стеллер как протестант, прошедший обучение у пиетистов, вступая в общение с местными народами, испытывал двоякие чувства. Ему хотелось, чтобы эти невинные души как можно скорее получили спасение и приобщились к цивилизации, приняв крещение, и он сожалел о том, что у церкви не было для этого достаточно возможностей. В одной из деревень он согласился стать крестным юного камчадала, принявшего имя Алексея Стеллера. В то же время он возмущен несправедливостями и эксплуатацией этих народов колонистами и русской администрацией. «Бог наделил эти народы большим умом и удивительной памятью, – замечал он, – и они больше, чем какой-либо другой народ в Сибири или даже в целой России готовы в короткие сроки стать добрыми христианами и российскими подданными». Они с благодарностью воспринимают извне все, что, по их мнению, является хорошим и разумным. Тщательно изучив, что им предлагается, они готовы даже посмеяться над собственными суевериями, – а это редчайшее качество, не встречавшееся у других народов Сибири. Тем не менее, как писал Стеллер, «кровопийцы» из Якутска обращаются с ними жестоко и безжалостно, попирая божеские законы. По мнению Стеллера, это противоречило божественной воле и воле Ее Величества.¹⁷¹ Вернувшись в Большерецк после года странствий по самым отдаленным районам полуострова, Стеллер тут же вступил в серьезнейший конфликт с местным начальством, обвинив его в плохом обращении с коренными жителями и в несоблюдении законов империи. Не раздумывая ни минуты, Стеллер, этот предшественник правозащитников, схватил перо и настрочил официальную жалобу в санкт-петербургский Сенат, в чьем подчинении находился, согласно иерархии, его враг. Тот, в свою очередь, написал жалобу на Стеллера – по всей форме. Он обвинил Стеллера в превышении полномочий, в самовольном освобождении арестованных и в организации заговора против властей.