В последующие месяцы и годы началось интенсивное освоение Западной Сибири. Армия геологов, о которой мечтал Губкин 30 лет назад, наконец вышла на позиции. Для того, чтобы оправдать надежды и реализовать обещания, годятся любые средства. Ничто уже не нарушало сложившуюся коалицию интересов центральной и областной власти, нефтяного и газового лобби. Риторика оставалась все такой же воинственной: нефтяники должны были «завоевывать», «вести наступление», «наносить удары».71
Раньше приобскую нефть сплавляли по реке на тысячи километров до пересечения с Транссибирской магистралью. Теперь в тайгу ринулись бульдозеры, чтобы скорее проложить трубопроводы. Пользуясь зимой, когда болота замерзают, мощные машины пробивали путь через леса и топи, проходя в день всего по несколько километров. За ними шли более тяжелые 20-тонные тягачи, похожие на ракетовозы, перевозившие трубы нефте– и газопроводов. Они продвигались в основном по прямой линии через холмы и ложбины без оглядки на окружающую природу. Разве природа не должна служить человеку? Трассы, проложенные нефтяниками, не учитывали традиционных путей постоянных кочевок местных оленеводов. Официальная хроника завоевания сдержанно отмечает, что, например, ханты относились к нефтяникам неоднозначно.72 Но нефть и газ прежде всего. Строительство трубопроводов осложнялось вечной мерзлотой, верхний слой которой оттаивает в летние месяцы, деформируя гигантские стальные трубы, змеившиеся с севера на юг. Как при строительстве железных дорог во времена ГУЛАГА, как и при строительстве Норильска и других северных городов, инженеры были вынуждены срочно укрощать природу, демонстрируя чудеса технической мысли. Свидетельства этого периода рисуют картину варварского и героического завоевания: тракторы продвигались по заснеженной грязи, как танковые колонны, вслед за канавокопателями и тягачами. Как вспоминает один из первопроходцев, дороги бывали настолько разбитыми, что машины порой заваливались вверх колесами. На подъемах трубовозы застревали, образуя пробки посреди тайги, и их вытаскивали с большим трудом. Однажды, как рассказывает тот же очевидец, оставалось проложить всего 30 км трубопровода, но для этого нужно было проехать еще примерно 300 км. Путь продолжался более 20 часов, и некоторые машины опрокидывались. В конце концов прислали вертолет, чтобы забрать обессиленных водителей из кабин, а их сменщики буквально «падали с неба».73В районах нефтегазоразведочных работ бурили одну скважину за другой. И здесь тоже никто не думал о мерах предосторожности или о долгосрочном развитии, работали быстро, чтобы успеть выполнить спущенный сверху план, нарушая правила, в том числе техники безопасности. По словам инженера-разработчика газовых месторождений Юрия Ивановича Полыгалова, вряд ли можно назвать хоть одно месторождение, на котором были бы соблюдены все технические нормы и проектные требования.74
При этом серьезно страдала окружающая среда, загрязнялись почвы и воды. Впоследствии проверки показали, что в стоках, сбрасываемых в Обь, содержание углеводородов в 4–5 раз превышало предельно допустимые значения.75 Нефтегазоносные пласты, обычные для приобских недр, никого не интересовали, разведка концентрировала усилия на поиске гигантских месторождений, пресловутых «слонов». Месторождения меньших размеров забрасывали или эксплуатировали в недостаточной степени – их все равно не хватило бы для выполнения плана! Это привело к разбазариванию природных ресурсов. Из 362 месторождений, открытых в Ханты-Мансийском автономном округе, – новой нефтеносной территории, 80 % всей добычи давали всего 12.В целом результаты соответствовали заявленным плановым показателям. «Сибирское пари», заключенное на XXIII съезде, было выиграно: 1 млн тонн нефти в год в 1965 году, 30 млн тонн в 1970-м, 148 млн тонн в 1975-м, 312 млн тонн в 1980-м, 382 млн тонн в 1985-м.76
К середине 1980-х годов, когда началась эпоха Михаила Горбачева, Западная Сибирь давала две трети всей нефти СССР.