Несмотря на высокие зарплаты, условия жизни были столь тяжелы, что ежегодно личный состав обновлялся более чем на половину, и такой уровень ротации было сложно поддерживать даже в среднесрочной перспективе. Чтобы переломить эту тенденцию и компенсировать почти трущобные условия, в которых жили рабочие, Министерство нефтяной промышленности предприняло попытку ввести гарантированный «социальный минимум», закрепленный постановлением 1965 года: теоретически было запрещено проводить буровые работы без обеспечения необходимых для достойного существования условий, а именно водоснабжения, электричества, транспортного сообщения с жилыми поселками, средств связи с внешним миром и складов для хранения оборудования.84
Но все было тщетно. Нефтяники и газовики предпочитали не тратить время на ожидание достойных условий и снабжения, малореальных в этих широтах, а вместо этого наращивать темп бурения вверенных им месторождений. После окончания работ по крайней мере можно было получить обещанные премии. Речь шла о крупных суммах: в середине 1960-х годов геолог в Сургутском районе получал в среднем 1 312 рублей в месяц, плюс ежегодную премию в 500 рублей и ряд льгот на отпуск и проезд.85 Обычный советский инженер мог рассчитывать всего на 120 рублей в месяц.Проблема стала еще острее, когда к первопроходцам начали присоединяться эксплуатационники. Вслед за геологами пришли электрики, строители, сварщики, водители, руководящие работники, а за ними, естественно, и работники сферы обслуживания. В основном это была молодежь. В середине 1970-х годов средний возраст населения Сургута составлял примерно 27 лет.86
Образовывались новые семьи, стрелой взлетела рождаемость. Где же разместить столько людей? Вопрос колонизации этих негостеприимных земель, который столько раз возникал в истории Сибири, вновь встал с неожиданной остротой. На этот раз речь шла не о захвате земель, не о стратегических соображениях и не о перенаселенности европейской части России, вызвавшей миграцию в конце XIX века, не о насильственном распределении рабского населения, как в годы ГУЛАГА: экономическая реальность поставила государство перед необходимостью практически спонтанной колонизации, не предусмотренной планом, масштабы и последствия которой невозможно оценить заранее. Каковы бы ни были решения по размещению нового населения, необходимого для добычи углеводородов, это в любом случае безумная авантюра. В начале 1960-х годов Тюменская область, в недрах которой обнаружили основные запасы нефти и газа, располагала плодородными землями только на юге и насчитывала немногим более 1 млн человек, главным образом сконцентрированного в южных районах, вдоль Транссибирской магистрали. Плотность населения в нефтегазоносных северных районах в 38 раз ниже, чем в среднем по европейской части России.87 Фактически это пустыня. Полет над этими бескрайними пространствами не мог не производить впечатления на самых смелых первопроходцев: на протяжении долгих часов под крылом самолета тянулись буро-зеленые, осенью – желтые или красные пейзажи тайги или тундры, поблескивали болота, окруженные камышами. Но приезжих уже десятки тысяч, затем сотни и миллионы. А к месторождениям можно добраться только водным путем, открытым всего несколько месяцев в году.Нужно ли в таких условиях возводить города? И если нужно, какими они должны быть: деревянными, кирпичными или каменными? В свое время, торопясь урвать кусок в политической схватке на высшем уровне, энтузиасты развития нефтяной промышленности замяли этот вопрос, но настал момент, когда он потребовал ответа. Официально одобренная стратегия развития нефтегазоносных районов предполагала вахтовую систему, согласно которой рабочие буровых платформ приезжали из городов Южной Сибири и отрабатывали смену в течение нескольких недель. Такая система была принята, по крайней мере временно, из соображений минимизации затрат.
Всего за несколько лет небольшие поселки начали разрастаться, как грибы, превращаясь в города, не подчинявшиеся никаким градостроительным планам. Урбанизация происходила сама по себе, но нужно было решить, кто должен за нее отвечать. Пока государственные и экономические ведомства спорили о выборе стратегии (Москва выступала за временное деревянное жилье, область требовала строительства кирпичных и каменных домов, которые гарантировали долгосрочное развитие), геологоразведочные управления Министерств нефтяной и газовой промышленности, непосредственно руководившие добычей, продолжали наступление и открывали все новые месторождения. Каждое новое месторождение привлекало очередную волну трудящихся, которые искали новой жизни и быстрого обогащения. С этим процессом невозможно было совладать. За 25 лет с 1965 по 1990 год в Западной Сибири на пустом месте возникло 16 новых городов, а к 2010 году к ним добавилось еще шесть. Общая численность населения области выросла в три раза, а население нефтегазоносных районов увеличилось в 10 раз за 15 лет; доля городского населения выросла с 32 до 72 % за период с 1960 по 1985 год.88