Сибирская эпопея

А ведь в Сибири была не только нефть. Газовая промышленность тоже получила зеленый свет. Если в середине 1950-х годов голубое топливо еще не было стержнем энергосистемы,⁷⁷ то теперь спрос на него очень велик по всему Советскому Союзу. Архитекторы и градостроители, которым было поручено возведение новых кварталов панельного жилья в хрущевский период, быстро поняли, что энергоснабжение советских мегаполисов невозможно обеспечить только за счет угля, нефти и мазута. Железнодорожные и автодорожные сети не были рассчитаны на перевозку таких объемов и быстро захлебнулись бы от перегрузки. Зимой 1961 года целые кварталы Москвы и Ленинграда чуть не остались без тепла из-за нехватки электроэнергии. К тому же, газ – очень дешевый источник энергии. В начале 1960-х годов его цена составляет малую долю от цены нефти или угля. Именно газ принес революционные изменения в городской быт, дал горожанам возможность пользоваться горячей водой, стиральными машинами и другими современными удобствами. С тех пор доля газа и нефти в энергетическом балансе страны непрерывно росла за счет уменьшения доли угля и традиционных энергоресурсов – дров, торфа и т. д.

Газовики тоже смогли воспользоваться благоприятной ситуацией для массированной геологоразведки в Северной Сибири. По мере продвижения к северу они все больше убеждались в том, что если огромные запасы нефти сосредоточены, по всей видимости, в среднем течении Оби, то газоносные пласты нужно искать еще дальше. Похоже, что история повторялась: так же, как нефтяники долгое время указывали на район Сургута, разведчики природного газа проявляли интерес к тундровым равнинам за Северным полярным кругом, в низовьях Таза и Печоры, на Ямальском полуострове. Все дальше на север! У газовиков есть даже свой Салманов – горластый парень по имени Василий Подшибякин, в 1967 году возглавивший Ямало-Ненецкий геологоразведочный трест по нефти и газу «Ямалгеологоразведка». Его биография вкратце повторяет всю историю сибирской геологоразведки: родился в семье одного из первых председателей колхоза, окончил Московский нефтяной институт (который теперь носит имя И.М. Губкина), участвовал в буровых работах в Берёзове, закончил обучение в Сургуте в бригаде Салманова. Ученик многое взял от своего учителя. Едва прибыв в ямальскую тундру, он тут же поклялся сопровождавшим его журналистам, что три жалких деревянных барака скоро станут столицей газовой империи: «Мы здесь будем иметь запасов 6 трлн куб. м, – обещал он в мае 1966 года. – Вот так вот! И я это гарантирую. Хотя от таких цифр и голова может лопнуть».⁷⁸ Через месяц после этого громогласного заявления одна из его бригад, работавшая вдоль брошенной железнодорожной стройки № 501 ГУЛАГа, решила бурить у одного из заброшенных лагерных бараков. В этом месте под названием Уренгой было всего семь жителей. На глубине 2 200 м буровики обнаружили самый большой газоносный пласт в истории, площадью свыше 6 000 кв. м и объемом 12 млрд куб. м.⁷⁹ Инженеры сталинского ГУЛАГа, участвовавшие в прокладке железных дорог № 501/503, и представить себе не могли, что под ними целое море природного газа. Василий Подшибякин занял почетное место в пантеоне сибирских первооткрывателей: в его активе 36 открытых месторождений с 36 млрд куб. м природного газа.⁸⁰

Ханты-мансийский и ямальский бум резко увеличил приток трудовых мигрантов. В первую очередь существенно выросло количество геологов, участвовавших в поисковых экспедициях. До березовского бурения разведкой недр занимались всего несколько десятков геологов, теперь же в регионе работают около 7 тысяч специалистов.⁸¹

В первое время геологи селились где могли, выбирая самые удобные места на берегах рек. Они жили в спартанских условиях, чаще всего – в брезентовых палатках, шалашах или землянках, вырытых прямо на берегу. Историк Константин Лагунов, сам из тех энтузиастов, которых комсомол посылал на сибирский Север в качестве подкрепления, описывает, как во времена первопроходцев выглядело село Шаим, где впервые обнаружили нефть: землянки лепились к обрывистому берегу, как ласточкины гнезда. Невообразимо «живописные» постройки из упаковочной тары, сырых неокоренных досок, шифера, кусков жести и дерева. Над крышами, засыпанными снегом, торчали трубы, как дымящиеся сигареты… и этот ряд землянок назывался «улица Пионерская».⁸² Немногочисленные воспоминания очевидцев тех лет сильно отличаются от официального пафоса партийной прессы и литературы. Зачастую условия, в которых жили герои нефтеразведки, были немногим лучше, чем у заключенных прошлых десятилетий. Тот же Лагунов описывает, как после двенадцатичасовой смены рабочие должны были отстоять на морозе очередь в несколько сотен метров, чтобы попасть в единственную столовую поселка. Там они выпивали подряд восемь – девять стаканов обжигающе горячего чая. Только после этого они получали ужин, состоящий из тушеного мяса, смешанного с консервированной капустой, или щей из стеклянных банок.⁸³