Бейтон медленно открыл глаза. Точнее, попытался их открыть. Получалось плохо. Только узкая полоска света проникла под ставшие огромными веки. Как все странно. И как все больно! Болела голова, выкручивало мышцы, отчаянно болело в боку. Внезапно он понял: болит – значит, живой. Надо же, опять повезло. Как говорят русские – родился в счастливой одежде. Или не так. Мысли разбегались. Думать было тяжело, как прежде было тяжело катить на холм огромную пушку.
Вдруг где-то рядом и немножко выше послышался голосок, как перелив колокольчика:
– Попей, родимый, попей настоя. Оно и полегчает, – говорил кто-то по-русски. Точно живой, подумалось Бейтону. В раю или в аду со мной, наверное, будут говорить на немецком языке. Или на латыни? Интересно, на каком языке говорят черти?
Чьи-то руки подняли его голову, и в рот потекла кисло-горькая жидкость. Она будто смазывала саднящую гортань. Сильно захотелось спать.
– Я сейчас совсем засну, – пробормотал Бейтон и заснул. Сон был долгим, рваным, совершенно непонятным. Он видел Федора и воеводу, о чем-то шепчущихся над его головой, иногда он видел Арину (конечно, во сне), порой являлся уже почти стертый из памяти образ матери и далекой Восточной Пруссии. Сколько времени он пребывал в полудреме-полубреду, он не знал. Наверное, долго. Но следующее пробуждение было намного приятнее.
Глаза легко открылись, и Бейтон уставился в потолок из гладко обструганных досок. Голова утопала в пуховой подушке. В горнице было жарко натоплено. Совсем рядом кто-то молился. Тонкий голосок – тот самый колокольчик, что мнился ему в бреду – шептал:
– Господи Боже! Спаси моего любимого, моего самого-самого дорогого! Спаси его, Господи! Возьми мою жизнь! А он всем нужен. Людей сколько спас. Мир у нас будет. Спаси его, Господи Боже!
Ведь это же Арина, воспитанница воеводы, – узнал Бейтон. Про кого же она молится? Какой возлюбленный? Несмотря на слабость, капитан почувствовал укол ревности. Вдруг до него дошло – ведь это она о нем молится! За него просит! Боже мой, значит, не мечталось ему, не привиделось. Любит она его. От осознания того, что все это правда, он почувствовал невероятный прилив сил. Чтобы не смущать девушку, он сделал вид, что только проснулся и позвал:
– Арина, это Вы, я не ошибся?
– Я, Альфред Иванович, я, – отозвалась девушка, подсаживаясь у изголовья. – Вот и очнулся ты, сокол наш.
Бейтон с трудом (Боже, какая она тяжелая) поднял руку. Взял ладонь девушки и прижал к своим губам.
– Вы – моя спасительница! Моя жизнь – ваша! – почти шепотом произнес он.
Девица вспыхнула, и едва не свалив больного капитана с постели, вырвала руку.
Трудно сказать, чем бы закончилось столь неуклюже начатое объяснение, но в комнату вошел Федор. Арина тут же вскочила и отпрянула от кровати.
– Эгей, брат, да ты, смотрю, оживать начал, – усмехнулся нежданный гость. – Скоро опять в поход побежишь.
– Полно Вам, Федор Степанович, – вступила в разговор Арина. – Друг Ваш еще в себя не пришел, а Вы его в поход прочите. Сами говорили, что набегов теперь долго не будет.
– Ну, набегов может и не будет, а ратному человеку дела найдутся.
– Я уже долго лежу? Где я? – подал голос Бейтон – Что с походом?
– Вот неугомонный! Все ему поход. Чуть дышит, – возмутилась девица.
– Да тише ты, егоза. Дай человеку ответить.
– Ну и говорите, пожалуйста. А я пока пойду.
В изголовье показалась огромная фигура Федора.
– Живой! Ну и напугал ты нас…
– Что с походом? – опять повторил Бейтон.
– Да в порядке все. Басурманов мы побили, князя этого к воеводе привезли. Там они шерть заключили на вечный мир. Воевода от радости сам не свой ходил. Всех наградами обещал засыпать. Да, видно, засыпалка потерялась. Ничего, мы тоже с похода не пустые пришли: как расторговались, то по два десятка рублей с алтыном на брата вышло. Твоя доля тоже есть. До времени у меня лежит.
– Где я?
– Где ж тебе быть? В воеводских хоромах. Ты же у нас теперь кругом герой. Арина к тебе всех бабок окружных притащила. Хотела шамана татарского привести. Только воевода не дал. Сказал еще, что про твое геройство, что крови за отечество не пожалел, он сам отпишет в Москву.
– Почему Арина за мной ходит? Воевода приказал?
– Какой там приказал. Сама. Как тебя привезли чуть живого, так она от тебя и не отходит. Травы к ране прикладывает да настой целебный дает. Только ночью в светелку поспать чуток убегает, если я остаюсь. Давай и мы с тобой по нужным делам сходим, да настоя того выпьем. Время уже.
Бейтон попытался подняться, но не вышло. Со стоном вновь упал на подушки. Федор помог сделать то, что было неуместно при Арине.
– Ну, не торопись, Альфред Иванович, успеешь еще находиться, – приговаривал он, помогая другу устроиться на постели и вливая ему в рот очередную порцию целебного пития.