Почти вдвое увеличили жилище, а Бейтону казалось, что все мало, все тесно будет его любушке. На правах признанного жениха (сватовство и сговор состоялись уже несколько месяцев назад) не забывал он навещать Арину. Бейтона удивляло и восхищало, с какой искренней радостью каждый раз встречала его будущая супруга, как радовалась простым подаркам, знакам внимания.
Когда первый раз принес ей платок из страны Цинь – шелковый, красный, с диковинной росписью по ткани – так невеста даже прослезилась. Бейтон растерялся, решил, что по незнанию чем-то обидел любимую.
– Что ты, родимый! Просто так вышло, что и батюшка мой, и Иван Васильевич подарками меня не баловали. Не привыкла я еще, – объяснила, успокаиваясь, девушка. – Не сердись на меня.
Бейтон с умилением смотрел на свою будущую жену, с каждым мигом находя в ней все больше достоинств. Нет, она не была так изысканна, как дочки из патрицианских семей из ганзейских городов, не столь искусна в обольщении, как итальянки или жительницы Лотарингии. Они была… простой и настоящей, как Сибирь, как мир вокруг него.
Воевода к нему всегда благоволил; теперь же отношения переросли почти в родственные. Не равные, конечно (род Бутурлиных был одним из первых в стране), но все же. Благополучно шли дела по службе. Казачьи караулы делали дороги все более безопасными. Стычки случались – Сибирь ведь, как без них? На сотни и сотни верст – тайга. Отчаянных людей хватало. Но смертоубийства не были частыми: хорошо вооруженные и обученные казаки, да еще «те самые, что киргиза побили», легко справлялись с татями. А где безопасные пути, там и торговля. Торговую площадь пришлось расширять. Правда, то были уже заботы не Бейтона, а дьяка. Бейтон же уговорил богатых гостей томских установить на площади лавки деревянные, да брать с них сбор. С того и сам имел долю.
Наконец, пришел ответ из столицы. Царь выражал радость переходу в истинную веру раба Божьего Афоньки Бейтонова (капитан пока не вполне привык к своему новому имени – Афанасий, да и томичи сбивались), жаловал ему чин сына боярского, благословлял брак с рабой Божьей Ариной дщерью Андреевой.
Ну, Слава Богу, кажется, все и решилось. Капитану почему-то вспомнилось ощущение перед купанием в сибирской реке – страшно и холодно. Войдешь в воду – как огнем опалит морозом, а потом как будто и тепло, и хорошо. Вот и сейчас: решилось, и легко стало на душе. Прошлая жизнь отрезана.
Свадьба запомнилась плохо. Бейтон старательно следовал наставлениям Федора и отца Игната. Ездил за невестой. Видел какую-то не вполне понятную игру, которую вели Федор и подружка невесты. Причем, «подружка» – это не друг женского рода, а должность на свадьбе. Казачий голова исполнял роль «посаженного отца». В чем она заключалась, капитан – а ныне и сын боярский, то есть российский дворянин Афанасий Бейтон – так и не сообразил.
В церкви было торжественно и многолюдно. Казалось, что весь город сбежался в кремль, чтобы поглядеть на венчание. В само здание Воскресенского храма вместились только самые почтенные жители во главе с воеводой. Бейтон растерянно смотрел на пышные одежды отца Игнатия, отвечая на его вопросы и действуя по правилам, которые в него не один день вбивал Федор. Арину обряд вовлекал в себя намного сильнее. Она жила в нем, приближаясь к своей уже почти реальной мечте.
Наконец, обряд был завершен, раба Божья Арина и раб Божий Афанасий обменялись кольцами, совершили необходимые действия, выслушали наставление отца Игнатия и направились к выходу.
Еще более ненужным ощущал себя Бейтон на свадебном застолье. По русскому обычаю они с Ариной сидели как две наряженные куклы, пока народ веселился и пировал, возглашая здравницы в их честь. Гуляли гости от души. Вина не жалели, а перемены блюд следовали одна за другой: ботвинья, щи, жареное, верченое мясо, рыбины, сладкие заедки появлялись на столах, сменяя предшествующую перемену. Казалось, что это будет тянуться бесконечно. Временами гостям становилось «горько», о чем они громогласно объявляли. Здесь Бейтону и Арине приходилось вставать и касаться губами друг друга, после чего праздник продолжался прежним чередом.
Арина устала и изнервничалась за последние дни. Бейтон чувствовал, как дрожат ее пальцы, видел, как набегают слезы на глаза. Он незаметно – вдруг это тоже запрещено? – взял ее руку и стал тихонько гладить.
– Все хорошо, моя родная! – прошептал он – Я тебя люблю! Скоро все кончится.
Арина не ответила, но благодарно посмотрела на своего супруга. Она действительно устала. Голова кружилась, противная дрожь била изнутри. Несмотря на жарко натопленные печи, ей было холодно. Продолжение, о котором мечталось столько времени, казалось уже совсем не таким притягательным. Господи, скорее бы это кончилось! Успокаивала только теплая рука любимого, нежно сжимающая ее ладонь.
Но все когда-нибудь кончается. Вот посаженный отец провозгласил, что пора бы уж молодым на покой. Со скабрезными шутками (видимо, такова традиция) их проводили «почивать».