Сибирская сага. Афанасий Бейтон

Бейтон принялся расхаживать по комнате, стараясь унять холодную дрожь, сотрясавшую его изнутри. Вот ведь как неладно все вышло. Арина, дети, родной дом – неужели он больше всего этого не увидит? Обидно. Чтобы как-то отвлечься от черных мыслей, в которые все глубже погружался его разум, он решил оборудовать себе место, чтобы умирать хотя бы в относительном комфорте. Хоть какое-то дело. Все лучше, чем ходить из угла в угол, представляя себе свое близкое и нерадостное будущее.

Он приготовил кувшин с водой и чашку, поставил на столик возле постели – авось хватит сил дотянуться. Рядом поставил бутыль хлебного вина. Собрал в мешок сушеного мяса и галет. А вдруг Господь будет милостив к нему?.. Нет. В глазах начало резать. Мышцы крутило. Подмышками началась боль. От жара, охватившего тело, не было сил стоять. Утро он встретил почти в бреду, лежа на кровати. В этот момент в дверь постучали.

– Афанасий Иванович, выступать пора.

– Беги, братец! Дверь не открывай, – выдавил Бейтон.

За дверью послышалась возня. Потом все стихло. Но через краткое время вновь послышались шаги. Бейтон прислушался, с трудом удерживая себя от стонов. Шаги приближались. Кто-то взялся за ручку двери, приоткрыл, потом закрыл снова. Через миг послышался голос Бутурлина.

– Афанасий Иванович, что стряслось? Неужто и тебя лихоманка достала?!

– Она, Иван Васильевич! Христом молю, не входи. Мне не поможешь, а себя погубишь. Если Бог даст жизнь, то нагоню. Нет – молитесь за мою душу. И… уходите быстрее.

Бейтон чувствовал, что Бутурлин все стоял за дверью, не решаясь ни войти, ни бежать.

– Об одном прошу, поклянись, что Арину мою и детей не оставишь. И беги ради Бога! Прошу, уходи! – что было сил крикнул Бейтон.

– Клянусь, – глухо произнес Бутурлин. – Прощай, Афанасий Иванович! Прости, как Господь прощает.

Шаги стихли. Ну, вот и все. Жар становился все сильнее. Сильно тошнило. Явь и бред начали мешаться. Он вдруг оказывался близ Азова. Была ужасная жара, невыносимо хотелось пить. Где-то совсем рядом были янычары. Нужно быстрее собрать солдат в каре. Иначе смерть. Но сил не было. Жара. Нет. Он опять в комнате. Дотянулся до чаши с водой. Как хорошо! Нехорошо. Опять резь в глазах. Опять тело гудит от боли. Сибирь. Лето. Тоже жарко, комары гудят; почему-то от их укусов не зудит, а болит. Особенно подмышками. Он бежит от комаров, спотыкается, вязнет в тине болота, которое вот-вот поглотит его.

Сколько Бейтон лежал, погруженный в полубред-полуявь, он не знал. Иногда казалось, что все это длится уже неделю, а порой он думал, что только стихли шаги Бутурлина за дверью. Вода кончилась. Он пытался пить вино. Но хмельная жидкость исторгалась из него. Не скажешь, как лучше – в бреду или в разуме. В бреду как-то отходил ужас смерти, хотя сама она была, наверное, ближе. В моменты, когда он выныривал из мутного омута бреда, наступали боль и ужас. Он метался по отсыревшей от пота постели, кричал, стонал.

В очередной раз, падая в бред, он вдруг увидел Арину. Жена почему-то была в небольшой полутемной горнице, одетая в домашнюю рубаху, с расплетенными косами, без плата. Она растирала какую-то травку в небольшой ступе. Вот залила ее водой, что-то прошептала, будто колдовала. Бейтон почему-то очень испугался за нее. Он бросился к ней, чтобы прекратить это действо – что-то было во всем этом ужасно неправильное. Но, несмотря на то, что бежал он из последних сил, горница Арины не приближалась ни на дюйм. Арина повернулась в красный угол, встала на колени и страстно зашептала какую-то молитву. Потом встала, повернулась ликом, прекрасным и каким-то неземным, к Бейтону и произнесла:

– Спаси тебя Господь, мой любимый! Живи!

Бейтон вдруг ощутил толчок невероятной силы. Его будто отбросило от Арины. Перед глазами закружил хоровод теней, переплетенных тел, люди, кони. Потом наступила темнота, огромное ничто.

* * *

Возвращение к жизни было мучительным. Когда Бейтон впервые осознал себя, он лежал в зловонной луже, упав к постели. Окно было распахнуто, и ветер колыхал плотные шторы. Стояла невероятная тишина. Где-то очень далеко нудно и грустно гудели колокола Святого Стефана. Жара не было. Очень хотелось есть и пить. Бейтон с трудом заставил себя подползти к бутыли вина, стоящей в двух шагах. Как же это далеко… Выпил. В этот раз не вырвало. Сунул в рот небольшую галету. С трудом разгрыз, сглотнул, запив новым глотком вина. Дополз до кровати. Вскарабкался на нее и мгновенно заснул без сновидений. Долго ли он спал, сказать трудно. Мир застыл. Времени не было. Силы возвращались. На этот раз он смог встать с кровати и поесть сушеного мяса, запивая его крепким вином. Хотелось воды, но он не был уверен, что сможет дойти. Поев, опять лег. Господи! Как хорошо жить! Mien Tod, неужели я опять обманул тебя? Все-таки ему невероятно везет. Пролежав так несколько часов до тех пор, пока свет за окном не намекнул, что день уже в самом разгаре, он почувствовал в себе силы встать.