Сибирская сага. Афанасий Бейтон

Бейтон вошел в горницу дома, который занимал князь. Представился по всей форме и сыном боярским, и солдатским полуполковником. Князь внимательно посмотрел на офицера:

– Вот что, Афанасий (про отчество запамятовал), давай-ка с пятью солдатами иди на склад, что возле северной пристани. Там ждут телеги с зерном. Посмотри, чтобы зерно было добрым. Худое не бери. Как все проверишь, вели, чтобы зерно на наши струги грузили, что стоят у бережка. Знаешь?

– Знаю, – подтвердил Бейтон.

– Вот и ладно. Возле стругов охрану назначь. Деньги на погруз возьмешь у моего дьяка. Все понял?

– Понял, князь-воевода, – четко ответил Бейтон. Ситуация напомнила армейское прошлое.

– Ну и ладно. Иди тогда. Как сделаешь все, отписку мне занеси.

Князь поднялся из кресла, в котором сидел все время беседы. Бейтон понял, что разговор окончен, поклонился и вышел.

Воеводских стрельцов и своих казаков собрал быстро. Недолго брал монеты у дьяка. Дольше шли к складу. Там их уже ждала вереница телег с хлебным жалованием для казаков Енисейска. Телеги осматривали со всем старанием; правда, больше казаки, чем сам голова, поскольку понимали в этом. Три телеги были с худым зерном. Их вернули подьячему из амбара. Тот долго ругался, клялся, что зерно самое лучшее. Но Бейтон настоял на своем. Зерно заменили. Заменили и десяток мешков в разных телегах.

Бейтон составил о том бумагу, которую они с подьячим и подписали. Дескать, «выдано сыну боярскому Афоньке Бейтонову для государевых раздач казакам в городке Енисейске столько-то мешков зерна». Впервые за все время пути оставшись со своими казаками и стрельцами в качестве начальника, а не попутчика, Бейтон приказал еще раз проверить зерно. Подробно записал все, что говорили казаки. Поскольку денег с собой было в избытке, то выдал за старание к службе по серебряной копейке каждому. Десятнику же пожаловал алтын. По взглядам казаков и стрельцов понял, что поступил правильно. Казачки помогли найти ватагу мужиков, что за малую деньгу согласились загрузить зерно на струги. Оставив охрану и условившись о смене, будущий казачий голова поспешил к будущему же воеводе.

На этот раз воевода был более разговорчивым. Видно было, что своим головой он доволен:

– Не зря тебя хвалил Иван Васильевич, – усмехнулся он. – Коли так пойдет, хорошо жить будем.

– Я буду стараться, – без особого рвения, но четко отвечал Бейтон.

– Пойдешь на моем струге. Пока плыть будем, все наказы тебе и обскажу. Понял?

– Понял, князь-воевода.

Щербатов молча посмотрел на Бейтона. Встал с кресла и, обойдя стол, подошел к подполковнику вплотную:

– Рассказывал мне Бутурлин про твою беду, а про геройство твое в Томске и в Тамбове я и сам знаю. Крепись, воин! Уныние – это грех. На Божью волю досадовать – тоже грех. Ты и Руси еще нужен, и чадам своим нужен. Понял меня?

– Понял.

– Службой займись или в скит уходи. А между ними не проживешь. Пока же в мире живешь, давай, готовь струги к дороге неблизкой. Ступай.

Бейтон вышел из горницы. Спускаясь по лестнице, шагая к выходу, он все крутил в голове слова Щербатова. И ведь правда: не проживешь между схимой и светом. Нужно выбирать. А выбор-то уже состоялся, когда он назначение принял. Ведь не своим ходом он в Сибирь поехал – по указу Сибирского приказа. Не в монастырь, не в скит. Значит, в свете живет. Пусть не для славы. Эти смешные мечты уже давно покинули его. Да уже и не для любви. Унеслась его любовь за дальние пределы, осталась только болью в душе и щемящей тоской. Для детей он живет, для себя. Не чтобы есть сытно, спать в мягкой постели (для этого не нужно было бы и в Сибирь ехать) – для воли. Чтобы самому свою жизнь строить. По своей, а не государевой воле. Время, конечно, лечит. Но ой как не быстро лечит!.. Просто принятое решение дало Бейтону силы жить.

Уже следующий день он полностью провел на стругах. Обругал то, как сложено зерно (высокий вал может замочить драгоценный груз), заставил спустить внутрь судна. Придирчиво и въедливо проверил все припасы. Осмотрел оружие. Велел установить пушки на стругах. Невелика огненная сила, а все лучше, чем ничего, ведь ни пушечных палуб, ни квартердека на стругах не было. Ну, даст Бог – минуем шведов. А в северных морях равных врагов встретим вряд ли.

Лихорадочная деятельность Бейтона, которому помогали и старшие сыновья, передалась и остальным воинам. Уже через три дня можно было выходить. Но воевода повелел отдыхать еще день. Если бы не полчища комаров, начало лета было благостным. Бейтон решил провести этот день с детьми. Он уже давно обучал их не только стрелять и махать саблей, специально приставив к ним дядьку из старых солдат, но взял и учителя для письма и чтения. В дороге продолжал заниматься с ними письмом. Правда, этим делом дети занимались гораздо менее охотно, чем фехтованием или стрельбой. Теперь Бейтон решил придать этим занятиям более «земное» направление. Он учил Андрея и Якова, как писать челобитные, как – приказы, как – письма. Младший из погодок, Иван, пока скучал. Но старшим понравилось. Возились до первых звезд. А утром началось плаванье.

* * *