Сибирская сага. Афанасий Бейтон

Из Айгуни прибыли пленные с письмом от Лантаня. В письме цинский полководец от имени своего императора предлагал русским уйти из Приамурья со всем припасом и честью. В противном случае грозил карами и смертью. Среди казаков началось шатание. Чтобы раз и навсегда решить эту беду, Бейтон созвал казачий круг. Не старшины и атаманы, но все будущие защитники крепости. Таковых набралось аж восемь сотен человек. Сила немалая. Долго шумели, рядили, спорили. Были и те, кто склонялся на то, чтобы уйти обратно в Нерчинск. Тогда в круг вышел сам голова:

– Братья! Мы все пришли сюда не только потому, что нас кто-то послал и направил.

– Не дело говоришь, голова! Воевода тобольский нас отправил, – выкрикнул кто-то из толпы.

– Это правда, но не вся правда. Бывал я в разных странах. И везде одно и то же: сильный в масле катается, а слабый кровью умывается. Везде боярин прав, а казак, мастеровой или солдат во всякой вине виноват. Только обживется человек на одном месте, только врастет в землю, как его с корнем вырывают, и не только плоды и листья, а кору до нутра сдерут. Хозяину дай, боярину дай, подьячему дай, слугу барина не забудь. От такой жизни и уходят люди.

– Вот это правда, – грустно произнес другой голос.

– Да ты, голова, про цинов говори. Так мы до утра круг не закончим.

– Я про них и говорю, – спокойно отвечал Бейтон. – Только вы меня все время перебиваете. Так вот, пришли мы сюда, чтобы жить своей волей. Своей силой и умом. Мы не святые и не ангелы. У меня, вы знаете, крыльев нет. Только вот одно у нас есть – и у вас, и у меня: кланяться в пояс мы до седых волос не научимся. Шея не гнется. Так, казаки?

– Так, голова, говори, – поддержали сразу несколько голосов.

– Я и говорю, – продолжал Бейтон. – Позади у нас – бояре и баре, которые любят тихих и смиренных. Таких, как мы – не любят. Загонят в дальние остроги. Там и сгноят. Впереди – цинское войско. Уйдем назад – будет позор и полон. Сдадимся – будет то же. Одно нам остается – выстоять. Все для того у нас есть. Есть припасы, хоть два года в осаде сиди. Имеется зелье огневое и для пушек, и для ружей. Есть вы – сильные и смелые воины. Я не вижу причин для страха. Мы можем выстоять!

– Мочь-то можем, Афанасий Иванович. Так ведь и побитыми быть можем – громко произнес тобольский казак Епифан, самый непоседливый и крикливый из тобольцев.

– И тут ты прав, Епифан, – согласился Бейтон. – Военная жизнь такая, смерть всегда за спиной стоит. Только смерть у смелого одна. Она за каждым придет. А у труса смертей не счесть. Они за каждым кустом хоронятся. Он сотню раз на дню умирает. Можем мы не сдюжить? Можем. Только это будет смерть, о какой люди сотни лет песни слагают, сказки рассказывают. Вот вам мое слово: я остаюсь в Албазине. Буду биться за свою и вашу волю столько, сколько сил хватит. Умру, но крепость не сдам. Кто со мной? Кто хочет, чтобы память о нем через век жива была? Смелые есть? Отзовитесь!

На миг стало тихо так, что слышен был голос кукушки из ближней рощицы на сопке. Бейтону показалось, что его нескладная речь пропала в воздухе, что казаки сейчас просто бросят все и уйдут в Нерчинск или Якутск. А то и вовсе на свободные земли волю искать. Потом толпа раздалась. В круг подались десятка полтора казаков из Енисейска, старых друзей Бейтона.

– Мы с тобой, Афанасий Иванович! Ты нас ни разу не обманул, не слукавил. Мы за тебя!

– Добро, братья! – поклонился им голова.

– Так и мы за тебя, Афанасий Иванович! – раздался голос с другой стороны, где стояли тобольцы. – Ты – дядька честный, с разумением. Мы с тобой останемся.

– И мы! И мы! – теперь уже кричал весь круг. Крики смешались, а потом пронеслось над победительное:

– Любо!!! Любо, атаман!

У Бейтона потекла слеза, перехватило дыхание. Вот они – настоящие люди, его братья не по крови, а по сути. Со дня, когда узнал о смерти жены, он впервые ощутил не просто счастье, но что-то большее. Будто что-то бурлило в крови, распирало от невероятной надмирной радости – радости единения с другими, любящими и понимающими друг друга людьми. А над кругом продолжало нестись:

– Любо!

Когда-то он рисовал в мечтах картину «своего полка», стройных рядов солдат в ярких мундирах с сияющим оружием, вдоль которых едет он на дивном коне – славный, изящный, красивый. Этого не будет. Вот его полк: вот эти разные, совсем не дисциплинированные и не красочно одетые люди. Но с каждым из них его связывает нечто гораздо более значимое, чем слава. Они – не просто его полк. Они – его жизнь, его мир.

Когда круг немного успокоился, Бейтон продолжил:

– Братья! Битва нам предстоит нелегкая. Я так думаю, что всем больным или немощным, всем бабам с детьми уходить надо. Лучше в Нерчинск. С ними пошлем охрану казаков десять с просьбой о помощи. Пришлют – спасибо! Нет – сами будем биться.