Сибирская сага. Афанасий Бейтон

Бейтон поднялся к стрелкам. Далеко не все выстрелы достигали цели. Но кто-то умудрялся попадать и на таком расстоянии. Пушкари попадали чаще. Уже почти десяток кораблей получили те или иные повреждения. Бейтон бросился к гаубице. В этот момент ударили пушки цинов. Первые ядра упали возле стен с недолетом.

– Всем пригнуться! – заорал что было сил Бейтон.

Стрелки скрылись за фашинами, а обстрел крепости возобновился с новой силой. Большая часть ядер просто вязла в стенах, сделанных из грунта, никак не затрагивая ни укрытых в них воинов, ни стрелков за фашинами. Несколько ядер перелетело стены и ударило во двор. Правда, ни в какие строения не попало. Впрочем, большая часть защитников, не стоящих на стенах, уже скрылась в убежищах в стене и специально отрытых погребах с мощными накатами бревен сверху.

Добежав до гаубицы, Бейтон отодвинул пушкаря и сам навел мощную пушку. Цель – батарея цинов с севера от крепости. Так, далековато. Но для демонстрации подойдет. Тщательно измерил расстояние, угол наклона гигантского орудия. Пушкари заложили порох и ядро «с начинкой». Выстрел. Бейтон сам не ожидал такой удачи: насколько он разглядел, ядро ударило близ одного из орудий, повредив его, поранив пушкарей, что возились вокруг орудий. Обстрел прекратился.

Цинский караван отошел к середине реки и начал высадку на острове. До острова не добивала ни одна пушка, не говоря о мушкетах. Бейтон тоже отдал приказ прекратить огонь. Можно было начать отдыхать. Но разгоряченные боем и победой казаки еще долго шумели у костров. Пусть победа была почти мнимой (маньчжуры все равно высадятся), но казачий голова всячески хвалил своих подчиненных. Это важно. Чтобы обезопасить себя на случай ночного нападения, Бейтон поставил несколько стрелков в секретах у частокола перед стенами и сторожей на стенах. Еще раз громогласно поблагодарив казаков и воеводу, он отправился спать в сруб в стене, куда уже давно перенес свои пожитки. Сруб не был боярскими хоромами, но лавка широкая, стол и два стула есть. Бросил на лавку шубу. Мушкет поставил рядом, саблю отстегнул. Выспаться бы. Но не вышло. Едва он улегся, в дверь вошел воевода.

– Не спишь, Афанасий Иванович?

Бейтон сел на лавке. Без особой радости взглянул на воеводу:

– Проходи, Алексей Ларионович! Угостишься? Не побрезгуешь? – проговорил он, доставая бутыль хлебного вина.

– Ну, за наш успех не грех и выпить.

Бейтон разлил вина в чаши.

– Ну, давай выпьем! – проговорил воевода, принимая чашу. Потом помолчал. Выпил. – Я чего зашел-то. Думаю, что цины быстро нас не собьют. Только тут одна закавыка…

– Какая, Алексей Ларионович?

– Если до зимы дотянем, оцынжать можем. Припасов у нас много, а все мука да мясо. Что делать думаешь?

– Честно сказать, я о такой напасти и не думал. А что в таком разе нужно делать?

– Хорошо бы еловой хвои набрать, да настоя наварить пока цины нас в округ не взяли.

– Хорошо бы. Давай, я завтра попробую двух казаков послать в тайгу. А пока спать бы нам надо.

– Не все тут, – опять глядя в пол проговорил воевода.

– Слушаю тебя, Алексей Ларионович.

– Чую я, смерть моя совсем близко стоит.

– Ты о чем, Алексей Ларионович? Мы с тобой еще от самого государя будем благодарности и чины принимать.

– Не перебивай, голова. Я о важном. Тут печать воеводская и грамота государева. Пусть они у тебя будут. Пусть не пропадут, если я помру.

– Что ты, воевода?!

– Бери, голова! Тебе крепость доверяю. Держись без меня. За меня отомсти.

– Что же ты себя хоронишь?

– Чувствую я, понимаешь? Объяснить не могу. Судьба моя подходит. Родитель мой тоже перед концом чувствовал. Потому и пришел к тебе. Я не плакаться пришел. Ты не подумай. Жизнь я прожил, как хотел, как понимал. Правильно или нет – пусть Господь рассудит. Кроме того, что против клятвы я пошел, мне и каяться не в чем. Даже не так: есть, да не хочу. Все, что было, то мое. Мне за него и отвечать. Только не хочу я после моей смерти раскола. Пусть все будет по закону. Воевода сам тебе власть передаст. А если живы мы останемся, тогда и разберемся. Так, Афанасий Иванович?

– Так, – несколько недоуменно отвечал Бейтон. Власти ему и своей было довольно. Чужой не хотел. Но и говорить против, когда человек перед тобой так раскрывается, не хотел.

– Ну и ладно, что так. Бери, голова, прячь и правь Албазиным, а я пойду.

Воевода встал. Поднялся и Бейтон.

– Ты отдыхай. Не провожай меня. Завтра дел будет много.

После ухода Толбузина Бейтон долго не мог заснуть. Все думал, что это было. Зачем? И вдруг понял – он только что выслушал исповедь. Странная у него доля: исповеди принимать. Отто был. Теперь Толбузин. Может и прав был покойный отец, когда говорил, что ему место в церкви. А с еловой хвоей прав воевода. Хоть немного бы набрать.

* * *