Говорили еще немало. А решили все так, как Бейтон сказал. На том и разошлись. Но разошлись другими – не теми, что собирались на круг: это были люди, уверенные в поддержке каждым и каждого, люди готовые к борьбе и смерти. Если у кого-то и таились иные мысли, то теперь он сам гнал их прочь, не в силах забыть того удивительного чувства слияния многих в единое.
После круга Бейтон зашел к воеводе (Толбузина на круге не было). Взбежав на крыльцо приказной избы (будто легче стал лет на десять), Бейтон вошел в комнату, где все это время сидел воевода. Он и сейчас был там. Только что-то изменилось во взгляде Алексея Ларионовича. Это был взгляд человека, принявшего решение.
– А, Афанасий Иванович, – приветствовал Бейтона воевода. – Что решил круг?
– Будем биться! – коротко ответил Бейтон.
– Значит, так тому и быть, – как-то с облегчением проговорил Толбузин. – Я тут все думал: как мне поступить? И вот что я решил: жить я не хочу. Не в радость мне это. Но руки на себя накладывать – грех большой. Да и глупо это: не дитятя. Муж и воевода. Вот сгинуть в битве за свою землю – это будет хорошо и правильно. Как думаешь?
– Не знаю, Алексей Ларионович! Биться – это правильно. Только давай, пусть Бог рассудит, когда нам в землю ложиться.
– И то правда – со вздохом согласился Толбузин. Встал с лавки, подошел к стене, где на крюке висело оружие. Снял шашку. Посмотрел. С неодобрением отметил темные пятнышки ржавчины.
– Ничего, к бою будет сиять. Командуй, голова. Готовь встречу для дорогих гостей.
Потянулись томительные дни ожидания. Горячие головы из самых молодых казаков предлагали самим идти на врага. Бейтон с трудом их сдерживал. Он понимал, что многократный перевес при полевом сражении сведет на нет все его задумки, все казачье умение и лихость. А вот за стеной можно и потягаться. На два дня езды от крепости он приказал выставить караулы и дозоры, чтобы заблаговременно узнать о продвижении противника. Тридцать казаков отправил в тайгу, на временную заимку – тревожить цинов, буде они встанут лагерем под стенами. В пятый день июля прискакал вестовой с известием, что по реке движется несчетное число больших судов, бусов с вражьей силой. Вечером того же дня прибыли казаки.
Бейтон приказал выставить все пушки на приречной стороне стены. Туда же развернули ствол огромной гаубицы на раскате. На стенах оставались только дозорные. Остальных, хоть они и протестовали, Бейтон отправил отдыхать. На сторожевой вышке поставили самого острого на глаза казака. В седьмой день июля маньчжурские суда показались на горизонте. Бейтон тихо поднял всех на ноги. Пушкари под командованием воеводы, расположившегося на вышке, стали готовить пушки, стрелки по двое заняли места на позициях. Две сотни всадников и сотня пеших приготовились у всходов на стены. И все это тихо. Без шума и суеты. Внешне стены выглядели вымершими.
Про эту вылазку Бейтон думал давно. Первый удар должны нанести они. Быстрый и хлесткий. Такой удар, чтобы противник потом не думал, а бросался с яростью. Такого врага бить легче. Важна эта вылазка и для самих казаков. Разговор в круге – это хорошо, но не достаточно. Конечно, разбить цинский отряд у них не получится – тех слишком много. Однако, пусть маленькая, но победа укрепит дух защитников.
Тем временем караван судов с цинской армией не спеша приближался к крепости. Вот уже головной бус остановился напротив крепостной стены. Его начали притягивать к берегу. Спустили мостки. Вот второй, третий корабль ставят на прикол и из них начинают выпрыгивать маньчжуры. Уже человек сто вышло. Ну, с Богом!
Бейтон встал во весь рост и махнул тряпицей. По сигналу тут же раздались выстрелы пушек и мушкетов. Одно судно запылало, второе – резко накренилось. На прибрежный песок упало несколько цинских воинов. Второй залп – спустя краткий миг. Вновь удачно. Фигурки у кораблей засуетились, забегали. Остальные корабли стали сбиваться в кучу у берега, наскакивать один на другой. Бейтон сел на коня и вновь взмахнул платком. По перекинутым мосткам из крепости вырывались казачьи сотни. До берега рукой подать. Цины пытались выстроить копейный строй, но не успели. Казаки налетели раньше. Уже десятки врагов лежат на земле, а рубка все идет.
Бейтон врезался в массу противника. Поднял саблю. Удар. Еще один. Схватка пленила, разжигала. Забывшись, он чуть не пропустил опасный момент, когда у судов, приставших дальше, стала в спешном порядке выгружаться кавалерия и огромные пушки. Сделав еще два выстрела в сторону противника на кораблях (один, кажется, удачно), он громко скомандовал:
– Всем назад!
Так же слаженно (упражнения сказались) всадники понеслись под защиту стен. Первые выстрелы грянули уже после того, как всадники оказались в безопасном месте. Что ж, вылазка, можно сказать, удалась. Порубали человек тридцать, а сами целы остались. Казаки остывали от схватки, делились впечатлениями, громко смеялись. Пушкари и стрелки тем временем продолжали обстрел.