– А мы и не смотрели, – недовольно оборвал мальца старый казак. – Ты слушай, а не перебивай старшего. Мы, почитай, через день на вылазки ходили. Афанасий Иванович, еще пока к осаде готовились, с кузнецом наделали ручных ядер. Ядро небольшое, а в нем всякого острого лома наложено и порох. Дырка проложена внутрь, и фитиль вставлен. Запалишь его и кидаешь. А она сама взрывается. Так мы теми ручными гранатами врагов забрасывали. Только уж больно их много было. Считай, на одного нашего десять богдойцев выходило. Как осень началась, стали они нас пушками сильно донимать. Только атаман про все заранее продумал. В стенах под землей построили мы себе срубы. Там же снедь была, там и хоронились. Вокруг огонь страшный со всех сторон. Ни одного целого дома в крепости не осталось. А наших побило совсем немного, меньше полусотни.
– А как в подземных срубах жить-то было? Страшно? – спросил совсем маленький казачонок.
– А что страшного? Еды вдоволь. Лучина свет дает. Через двери воздух проходит. Милое дело. Да и не сидели мы просто так. Сторожевые постоянно на стене были. Не меньше сотни. А остальные отдыхали и к вылазкам готовились.
– А что богдойцы? – спросил рыжий малец.
– Богдойцы все надеялись нас на саблю взять. Особенно их главный воевода лютовал. Назывался он Латунь. Имя его богдойское такое. Каждый раз, как побегут его вои, бегает по пристани, на своем языке кричит, плеткой их стегает. А потом к нашему атаману шлет посланцев. Дескать, сдавайтесь, все равно выхода вам не будет. Один раз сам приехал. С ним – трубач ихний да знаменщик. Зовет нашего атамана Афанасия Ивановича на переговоры.
– А атаман что?
– А что. Хворал он тогда сильно. Многие хворали. Еды-то у нас вдоволь было, а все одно болезнь была такая, цинга. Худая болезнь. Животом страдали, видели многие плохо. Руки и ноги отекали, что и ходить было не можно. А он, батюшка наш, уже тогда немолод был. Да и себя для людей не жалел. Вот ему худо и приходилось. Тогда много добрых казаков от той цинги померло. Проснешься утром, тормошишь соседа на лавке рядом. А он уже и неживой.
– Так и мерли?
– Так и мерли. Мы их всех в дальний сруб сносили, где не топили печи. Так, почитай, половина нас в том срубе лежало. Но богдойцу Латуню мы слабины не давали и бед своих не показывали. Наш атаман, хоть и ходил с трудом, а на коня сел и к тому богдойцу с сотниками нашими выехал.
– А тот что?
– Сдавайтесь, говорит, или к нам на службу переходите. Дескать, наш царь богдойский храбрых воинов ценит. Будет вам не жизнь, а масленица. Мы вам в этих землях все одно жизни не дадим – тут предки нашего царя обитаются.
– Как предки? Вурдалаки? – аж зажмурился от страха самый младший постреленок.
– А кто их, богдойцев, поймет? Может, и вурдалаки. А может, как у брятов, духи какие. Не скажу. Сам не разумею, а вас путать не стану. Только говорил тот Латунь, что без этих мест вся сила волшебная у цинской власти закончится.
– А наш атаман что отвечал?
– А наш атаман ему и отвечает, что русские крепости свои не сдают. Не имеют такой привычки. Раз, говорит, мы эту землю засеяли и подняли, то не ваша она, а наша. Сейчас отобьете, завтра новые люди из России придут на вольную землю.
– А тот что?
– А тот на своем басурманском языке давай лопотать. А толмач его и говорит, что их царь шибко милостивый. Но всему есть предел. Он, Латунь, дескать, от нас ни косточки не оставит. А Афанасий Иванович показал на трупы богдойские, что по всему полю уже замерзшие лежали (дело уже по осени было), и говорит: ты им про милость вашего царя расскажи. Да подумай, сколько еще здесь поляжет. Не лучше ли в мире жить?
– Деда Егор, а ты про тот разговор откуда знаешь?
– Так говорили они возле стены. А я на той стене сторожил с ружьем. Каждое словечко слышал. А что не расслышал, то добрые люди потом рассказали. Да не перебивайте, пострелята.
Ребятишки умолкли. Едва не каждый погожий вечер собирались они возле дома деда Егора. Хоть и не староста, не сотник, а казак уважаемый. Столько в жизни повидал, что на десяток хватит. Детей шестерых вырастил. Тоже славные казаки. Живут рядом. Службу несут. От немирных народов торговые караваны охраняют. Не только со станицы – со всей округи шли люди к деду Егору за мудрым советом, за судом. Долгую жизнь прожил казак. Много знал и видел.
Вот ребятишки бегали к нему за другим: у старика всегда водились для пострелят и медовые пряники, и варенье, и истории, похожие на сказки. Но знали дети, что все рассказанное старым Егором, чистая правда. Вот и сейчас, затаив дыхание, слушали они про крепость Албазин. Дела то были минувшие. От крепости той давно уже ничего не осталось. Дед Егор тогда сам только в казаки поверстался. А слава идет. Рассказывают знающие и те, кто просто слышал что-то про защитников Албазина, да про атамана их, Афанасия Ивановича Бейтона.