Сибирская сага. Афанасий Бейтон

Бейтон сидел в своем схроне в глубине стены. Ломоть хлеба в тарелке, кувшин с водой на столе. Сабля и костыль возле лавки. Без костыля уже недели две он ходить не мог. Ноги не держали; опухли. Перед глазами постоянно какая-то муть. Тяжелее этой осени и зимы в жизни Бейтона и не было. Крепость выстояла. Все он предусмотрел, кроме цинги. Люди слабели, слепли, умирали. Кто-то бежал к богдойцам. Правда, таких было немного – слово казаки держали. Трудное это было слово. И жизнь была трудная. В пятистах шагах от стен стояли валы цинов. За валами пушки, лагеря их. Каждый лагерь большой: людей втрое больше, чем в крепости оставалось.

Но если бы нужно было вывести своих людей, он решился бы на прорыв. Только нужно не выйти, а цинское войско связать: понятно, что как возьмут Албазин, так на Нерчинск пойдут. А там – бабы с ребятишками, и припасов им на долгую осаду не хватит. Держаться нужно. Здоровых в крепости осталось сотни полторы. Остальные, как и их атаман, едва передвигались. Одним духом да Божьей молитвой жили. Заготовленный еловый настой кончался с ужасной быстротой. Давали его только тем, кто в дозорах да пушкарям. Пытались казаки пробраться за новыми охапками хвои сквозь валы и окопы. Порой выходило, а порой и людей теряли.

Не успокаивало и то, что цинам немногим легче: как стала река, подвоз припасов у них кончился. А оставленные на потаенной заимке казачки и оставшееся пожгли. Голод у цинов был лютый. Разведчики докладывали, что лошадей уже порезали многих. Мерли цины еще больше, чем казаки. Так и стояли друг против друга две умирающие армии, не в силах ни уйти, ни победить.

В октябре цины последний раз попробовали штурмовать крепость. Лантань двинул всех, кого мог. Подготовились тогда цины хорошо. Двигались они за двумя дровяными валами – огромными кучами бревен на колесных платформах. Стреляли из всего, что стреляло. Только толку от того было немного. За фашинами и насыпями надежно укрывался албазинский гарнизон. Бейтон понимал опасность валов. Их вполне хватит, чтобы засыпать ров и по гребню вбежать на крепостной вал. А там цины просто числом, десятикратным своим превосходством дожмут сотни защитников. На это, видимо, и был расчет Лантаня. Он лучше всех понимал, что гибель его армии от голода – тоже не радующая перспектива. А проклятые русские держатся. Не сдаются.

По приказу Бейтона все, кто мог двигаться, поднялись на стены. Из последних запасов выдавали елового настоя и меда, лука и репы. Самых крепких и здоровых воинов готовили к вылазке. Но не сейчас. Подождем. Бейтон следил за намеченными им отметками. Так, триста шагов. Рано. Большая часть пуль пролетит мимо. А порох и свинец беречь нужно. Двести. Уже хорошо. Бейтон отдал приказ пушкарям. Первые ядра полетели в сторону наступающих войск, сбивая в кровавые кучи ряды цинов. Но пушек не так много, чтобы остановить врага. Важно уже сейчас посеять панику. Остальное доделаем ружьями и саблями. Так, пора. Сто шагов. Здесь уже и ружье добьет. Что было сил, он выкрикнул: – Целься! Пли!

От дружного залпа вздрогнули стены, дымом заволокло позиции стрелков. А помощники уже подавали стрелкам новый мушкет. Целься! Огонь! Грянул второй залп. За ним третий. Строй наступающих ощутимо поредел и замедлил движение. Дровяные валы же попросту застряли на месте. Бейтон, опираясь на костыль, спустился со стены к казакам, готовым к вылазке.

– Так, други, сойдитесь поближе и слушайте. Там, за стеной два дровяных вала. Давайте-ка по ложбинке подберитесь к нему, да ручными ядрами его и подорвите. Осилите?

– Нужно, значит, сделаем! Так, братья?

– Не бойся, атаман! Справимся!

С какого-то времени – Бейтон сам не мог точно сказать с какого – все его звания исчезли. Для всех албазинцев он стал просто атаманом, главным и бесспорным авторитетом. И вместе с тем, своим человеком. Втайне Бейтон гордился этим титулом больше, чем некогда – званием поручика или майора.

Тихо проскользнув в неширокий подкоп в стене, казаки поползли по ложбинке, идущей к самому полю, где сейчас шло наступление. Бейтон остался у самого выхода с заряженным мушкетом (на силу сабельного удара в его состоянии рассчитывать смешно). Сверху по-прежнему не смолкали выстрелы ружей. Временами грохотали пушки. Так, подобрались. Казаки принялись бросать ручные ядра. Цины растерялись. Вал рассыпался, а ружья со стены продолжали бить. Теперь было уже совсем близко. Промахнуться было почти невозможно. Град пуль не прекращался. И вот цины не выдержали, бросились назад. Наконец-то. До крепостных валов оставалось шагов пятьдесят. От взрывов дровяные валы разметало по полю. А хозяйственные казаки, прихватив несколько бревен, уже возвращались к подкопу.