Сибирская сага. История семьи

— Не жалуйся никогда, ты же мужчина. Если тебя бьют, давай сдачи.

— Как это — давать сдачи?

— Ну, стукни меня!

— Нельзя бить!

— Но тебя же на улице бьют?

Дима стукнул папу кулачком, папа в ответ толкнул Диму ладонью так, что тот отлетел на диван. Дима засмеялся, а папа пояснил, что это и есть «сдача». После этого «урока» Дима никогда ни на кого не жаловался, но обижать себя никому не позволял. Секрет «радости» ребят из группы в садике он раскрыл нам, когда уже учился в школе, в девятом классе. Оказывается, в садике он всегда давал «сдачи» своим обидчикам, а когда, ослабленный, приходил после болезни, ребятишки радовались возможности отомстить ему. Правда, и в этом случае он никому спуску не давал. Драка всегда происходила с большим шумом. Воспитательница каждый раз видела уже разгар происшествия, когда Дима с горящими глазами дубасил обидчиков, раздавая удары направо и налево, и разнимала детей, возмущенно восклицая:

— Опять этот Хворостовский всех бьет!

Дима молчал и не собирался объяснять, что не он затеял драку, но мужественно отстоял свою честь. Ребята же, получив свое, убегали в группу и больше не задирались.

Не знаю, почему и по чьей вине Димочке дважды сделали прививку против туберкулеза (БЦЖ), чем спровоцировали вспышку этой болезни. Я так и не смогла найти виноватого — да и что толку, ребенок был уже болен. Конечно, винила я себя — не углядела, все время пропадая на работе. Поначалу мы не могли понять, что творится с ребенком — он буквально таял на глазах. Несколько раз папа водил Диму к участковому врачу. Каждый раз устанавливался диагноз ОРЗ, то есть простуда. Но простуда не может продолжаться два месяца! Я повела Диму к знакомому врачу-рентгенологу — мне не нравился сухой, надсадный кашель, от которого мое сердце разрывалось. Картина на рентгеновском снимке была ужасной! Я тут же со снимками побежала к фтизиатру. Нас поставили на учет и начали лечить мальчика от туберкулеза. Впервые, бросив свою неотложную работу, я взяла больничный лист по уходу за ребенком.

Вспоминаю то жуткое время, и мне так же страшно, как тогда. Врач назначил уколы стрептомицина. Я заметила, что Дима стал хуже слышать. Уже было известно, что стрептомицин вызывает атрофию слухового нерва — были такие случаи. Пошли к врачу — да, действительно, мальчик слышит хуже. Стрептомицин отменили, назначили другое лечение, менее действенное, требующее более длительного времени. Состояние Димы оставалось нехорошим — субфебрильная температура, плохой аппетит, он терял вес, был бледным, подавленным, неактивным, безразличным… Я сходила с ума от бессилия и невозможности остановить болезнь.

Вернулась из Москвы мама — ей делали операцию по восстановлению слуха (она к тому времени почти совсем оглохла). Операция прошла на редкость успешно, слух восстановился. Нам бы радоваться, а у нас такая беда! Мама без лишней суеты и паники пошла на рынок, где закупила все необходимое для лечебной смеси, которой когда-то в детстве она лечила меня от той же болезни. Приготовила лекарство, договорилась с женщиной, у которой была корова, что будет брать парное молоко. Стала лечить Димочку настойчиво и неотступно. Несколько лет мы боролись с этой бедой.

Но в народе говорят: «Беда не приходит одна». А еще — «Пришла беда — отворяй ворота». Вот и наши неприятности только умножались. Начал проявлять характер и спесь наш Степан Егорович. Конечно, мы ему надоели с нашими вечными проблемами, суетой, заботами. Однажды он заявил маме, чтобы она немедленно убиралась из его комнаты. Он хочет жить свободно, один, ведь он здесь хозяин! Мы стали жить вчетвером в одной комнате площадью тринадцать метров.

Я стояла в очереди на квартиру в райздраве. Уже несколько лет моя очередь была номер шесть. Люди постоянно получали квартиры, а я оставалась шестой. У нас в роддоме работала врач Луиза Борисовна Клейнер, женщина с большим чувством юмора. Однажды она дала мне совет, как надо себя вести, чтобы получить квартиру:

— Ты, Людмила, должна стать для председателя райисполкома апоморфином (рвотным средством). Для этого ты должна каждый день перед работой являться в исполком, садиться перед его дверью. Когда утром он идет к себе в кабинет, вежливо здороваться с ним, говорить, что ты опять по поводу квартиры. И так каждый день! Наконец он не выдержит и даст тебе квартиру. Какую хочешь! Я именно так получила свою двухкомнатную «хрущевку».

И это было действительно так — она получила квартиру. Да и здание исполкома стояло рядом с роддомом, где я в то время работала. Но я не могла так поступить — быть апоморфином!

Мой свекор Степан Иванович работал в то время директором проектного института, и ему часто приходилось контактировать с председателем нашего исполкома. Как-то я попросила его сказать председателю, что я в очереди на квартиру уже три года — шестая. Люди, стоявшие после меня в очереди, получали квартиры, а я нет. Почему? Степан Иванович гордо ответил мне: