Он уже сейчас задумывался: «А что же дальше?!»… И не мог найти ответ. Наверное, в любви, такой краткой, как у них, не должно быть вопроса: «А что же дальше?»… Он исключается. Возник вопрос – исчезло чувство… Оно живет только настоящим и не думает ни о прошлом, ни о будущем… Поэтому-то оно и слепо…
Его мучил вопрос: «Как расстаться с ней»… А тут, оказывается, все разрешается просто… Но в то же время это ее признание задело его. Наверное, бросать всегда легче, чем быть брошенным…
– Проводить хотя бы придешь?
– Нет, не приду… Зачем? И в Москве не будем встречаться. Я и телефон тебе не дам… Мы простимся здесь – вот так, как сейчас. Мне это доставит радость! И потом, после, я буду немного тосковать – только самую малость. Это так приятно – расставание! Чувствуешь какое-то освобождение и пустоту, готовую и ждущую нового заполнения…
– Ого, Любаша! – даже привстал Тимофей от удивления. – А ты намного сложнее, чем показалась мне вначале. Что-то я просмотрел и подошел к тебе с обычной меркой.
– Не ты, Тимочка, первый, не ты последний!..
Она весело и легко рассмеялась.
И Тимофей понял, что говорит она искренно, не рисуется, как это часто бывает у оскорбленных женщин, стремящихся спрятать свое оскорбление за напускным безразличием или цинизмом.
«Как легко, наверное, ей жить, – подумал он. – И как тяжело будет тому, кто окажется рядом с ней. Не доросли до нее мы, мужики-то! – тоскливо пронеслось у него. – Не доросли!»
– Запомни, Тимочка, мне нравятся красавцы-мужчины!
– Любаша! Они же глупы, как самосвалы!
– Вот до этого, Тима, я с ними не дохожу! Не успеваю! Ха-ха! – хохотнула она.
– Почему же тогда со мной встречаешься? – криво усмехнулся он, чувствуя, какой оборот принимает их разговор, но не в силах сам его прервать.
Его самого тянуло заглянуть туда: «А что же там такое в этой женщине, которая так легко пошла на встречу со мной…»
– Да, да, Тима, – ты не принц и не красавец! Другим ты взял меня. Ты чист, и эта чистота написана у тебя на лице. И не спрячешь ты ее, как ни старайся. Такие, как ты, если и сделают какую-нибудь пакость, то сразу же с головой выдают себя: суетятся, стараются чем-нибудь помочь своей жертве… Тебе больно меня слушать? Я понимаю, но что поделаешь – прими это компенсацией за мои ласки. Тебя, наверное, случалось, женщины оскорбляли, но не ласкали. А тут видишь, и ласки и боль – всего досталось! Ха-ха! Не стыдись, Тимочка, чистоты! Она так же редка, как и настоящая красота!
«Ну вот, наставили тебя! Так тебе и надо! – со злой усмешкой подумал он. – Недалеко ты ушел от принцев-то! Прячь за фальшивой улыбкой лицо, оно выдает тебя, простачка!»
– Давай одеваться, Тима. Прохладно что-то стало, – предложила уже серьезно Любаша, быстро сменив настроение.
Они оделись, поднялись с галечника на обрывистый берег, вышли на отдающую дневным зноем пыльную дорогу и медленно пошли к поселку, собираясь немного прогуляться по нему, затем выйти к домику, где жили гидрогеологи.
Идти домой и ложиться спать ни ему, ни ей не хотелось.
– Давай, Тима, немного погуляем, – предложила Любаша, чувствуя вину перед этим парнем за насмешку над ним, над его простодушным, в общем-то, еще восприятием жизни.
Поэтому ей не хотелось его отпускать, пока она не убедится, что он успокоился, из-за вот этой ее слишком прямолинейной откровенности.
– Любаша, ты говорила, что училась с Зинаидой Ивановной в одном институте.
– Да, в одном. Но только она училась на три курса старше меня.
– Ты знала ее тогда?
– Ну, ее знал весь институт. Она была активной комсомолкой. Мы с ней познакомились-то через это. Я была один год секретарем комсомола в группе, а она в комитете комсомола института. Вот и сейчас она уже руководитель группы, начальник партии, кандидат наук. А я – простой гидрогеолог! Только ты не подумай, Тимочка, что я завидую ей. Но так уж устроена жизнь, такова судьба: одному идти прямой дорогой, другому – зигзагами или топтаться на месте… Зинка всегда была правильным человеком. Вот только не известно: была ли она счастлива…
– А кто в наше время спрашивает о счастье?