Сибирские перекрестки

Симка был старше Гошки всего на год, но ему было стыдно плакать. Идти в детский сад не хотелось и ему, хотелось тоже поплакать, как Гошка, неизвестно от чего и зачем. Однако он с утра крепился, молча и сопя, сам натягивал одежонку.

В детский сад зимой Алена возила ребятишек в ванне, так как санок не было, не было на них и денег. Она укладывала в жестяную ванну матрасик, усаживала лицом друг к другу Симку и Гошку, накрывала их одеялом и отправлялась с ними в дальний конец – до детского сада было неблизко. Под ванной с противным визгом скрипел снег, рядом слышались быстрые, торопливые шаги матери, доносились голоса прохожих, шум просыпающегося большого города, изредка раздавались в морозном воздухе пронзительные звонки трамваев. Симка и Гошка, сидя в темноте под одеялом, настороженно прислушивались ко всем звукам, долетавшим до их ванны, не видя, куда направляется быстрыми поспешными шагами мать. Трамвая для Алены не было – ей приходилось экономить и на этом, ежедневно отмеривая туда и обратно многие километры.

И уже став взрослым, Симка нет-нет да и вспомнит то время, и почему-то всегда сразу же вспоминалась та ванна, и в ушах раздавался тот никогда незабываемый, пронзительный, неприятно царапающий по нервам скрип снега под ванной и торопливые шаги матери, спешащей с ними по морозу в детский сад.

Алена дотащила ванну до крыльца детского сада, откинула одеяло: в ванной, приткнувшись друг к другу, сладко посапывали дети, утомленные долгой дорогой и постоянным, напряженным вниманием к неизвестному, невидимому ими из-под одеяла внешнему миру. На секунду у нее сжалось сердце от жалости к детям, но она тут же оправилась и стала будить их.

– Сима, Гошенька! – тихо позвала она малышей, легонько тормоша их. – Просыпайтесь, приехали!.. Ну-ну-ну! – заулыбалась она, видя, что Гошка, еще не открыв глаза, уже скривил губы, собираясь разреветься.

– Гошенька приехал в садик, сейчас его покормят, там тепло, хорошо, много ребят, весело… Улю-лю-лю! Давай-ка вылазь!

Проснувшись, Симка приподнялся и, не удержавшись на занемевших ногах, вывалился из ванны. Молчком повозившись и сосредоточенно посопев, он поднялся на ноги и посмотрел на Гошку. Тот, сидя в ванной, плакал, пуская на морозе сопли.

Алена подхватила младшего на руки и, крикнув Симке: «Сима, пошли!» – заспешила к дверям детского сада.

У шкафчиков, где родители раздевали детей, Гошка ударился в громкий рев, сообразив, что сейчас мать разденет его и уйдет, оставив на весь день с чужими взрослыми людьми и шумной, драчливой ватагой напористых пацанов. Симка, недовольно глядя на орущего братишку, разделся и ожидал, когда мать закончит возиться с Гошкой и отправит их в группу. Ему тоже хотелось поплакать – глядя на Гошку, из солидарности с ним, так как он, как и Гошка, тоже боялся детского сада и ходить туда для него было мучительным испытанием. Но он крепился, глядя на мать, которая суетилась побыстрее разделаться с ними, чтобы потом бежать по своим взрослым делам.

Алена чмокнула малышей в макушку, подтолкнула к дверям группы и быстро выскользнула за дверь. Как только она исчезла, Гошка сразу же перестал плакать. Он понял, что ничего не выплакал у матери, а воспитатели в саду на его слезы не обращали внимание. Но самое главное, из-за чего он переставал плакать, это то, что его и Симку ожидало в группе. Там был Назарка Черногузов – невысокий ростом, крепкий, с уже намечавшимся мощным торсом, коротконогий, быстрый в движениях и прожорливый. Оба брата до ужаса боялись его. А Назарка, чувствуя это, частенько бесцеремонно обирал их: то отберет сладкую вкусную горбушку, если им удавалось заполучить ее, то отнимет какую-нибудь игрушку, а то просто даст ни с того ни с сего тумака. Эти тумаки и обиды Симка переносил молчком. Но так же помалкивал и плаксивый Гошка, когда ему доставалось от Назарки. Гошка страшно боялся Назарки и молчал от дикого, животного страха, когда его избивал коротконогий вымогатель. А тот был уже изощрен, как могут быть изощрены только дети не осознающие, что они делают.

* * *