Сибирские перекрестки

Сказал он это спокойно, но так, что Володька испугался, побледнел, встал из-за стола и вышел вслед за ним. Он сразу понял, что шутки плохи с этим дядей на голову выше его, который легко, как с тросточкой, прет с тяжелым перфоратором на плече в гору, куда он сам, Володька, порожний-то тащится с трудом, страдая при этом сильной одышкой испорченного городской жизнью человека.

Все молча и настороженно проводили их взглядами до двери, за которой они скрылись.

Володька вышел за Филимоном, подошел к нему и встал перед ним, позорно ожидая своей участи, как нашкодивший пацан.

– Ты, парень, брось таскаться за Ольгой! Еще раз увижу с ней – смотри, худо будет. Ты меня еще не знаешь – не таких, как ты, сморчков давил, – тихо и спокойно процедил сквозь зубы Филимон, очевидно, не считая даже нужным тратить свой гнев на этого столичного заморыша. – Ты понял меня и будем считать принял к исполнению! Все, кантуй к своим…

Володька молча, покорно кивнул головой.

Филимон повернулся и пошел по тропинке, что вела к ручью и дальше в поселок. Сзади он выглядел миролюбиво: чуть заметная сутулость спины, длинные сильные руки с широкими, как лопата, ладонями труженика, плоский костистый зад со старчески обвисшими штанами, заправленными в потертые кирзачи. Но теперь Володька знал, что эта внешняя миролюбивость его обманчива. От него можно было ожидать все что угодно, в том числе быстрой и жесткой расправы, которая мгновенно сломает его.

Володька проводил Филимона взглядом, заметил, что тот не пошел по мосткам, а легко перепрыгнул через широкий ручей и пошел дальше в поселок, в сторону домика, в котором обосновалась старательская артель.

Немного постояв во дворе, чтобы успокоиться, прислушиваясь, что делается в их домике, Володька потянул ручку двери на себя, распахнул ее. Шагнув через порог, он встретился взглядами со своими товарищами, все так же сидевшими за столом, и понял, что его ждали и волновались, увидев такой необычно ранний приход старателя.

Он широко улыбнулся, показывая этим, что с ним все в порядке, и одновременно стараясь скрыть за улыбкой горечь униженного более сильным соперником в извечном столкновении за женщину.

Все шумно поднялись из-за стола. Начинался обычный полевой день, с разъездами и заботами, новыми встречами и впечатлениями.

Выходя из избы за приятелем, Витька тихо процедил сквозь зубы:

– Говорил же я тебе! – И сунул ему в бок кулаком.

* * *

Через месяц, завершив работу в Горно-Чуйске, они вернулись в поселок Мама, чтобы отдохнуть на базе и собраться в новый большой маршрут.

На другой день после приезда в поселок Витька предложил Тимофею пройтись по Витиму на моторной лодке.

– Вдвоем?! – обрадовался Тимофей.

– Да!

Вскинув на плечо «Нептуна», Витька спустился на берег Мамы, подвесил мотор на корме «казанки». Тимофей принес бачок с бензином, бросил в лодку весла, и они отчалили.

Витька, заняв место на корме, дернул несколько раз шнур, мотор чихнул, пустил над водой тонкие струйки сизого дыма, затем заработал на холостых оборотах, отхаркиваясь гарью в прозрачную зеленоватую воду реки, успокоился под чуткой Витькиной рукой.

– Тимка, садись за мотор, до Витима!

Сбавив обороты, он уступил Тимофею свое обычное место у ручки «Нептуна».

– Подавай газ, помаленьку, постепенно… Ну, смелее, смелее!..

Почувствовав грубую руку чужака, мотор сначала натужно и капризно завыл, как старик, жалующийся на свою немощь, лодка просела задом. Затем он как будто одумался и, набирая обороты и разгоняя лодку, перешел на высокие тона, запел тенорком, полетевшим вперед по реке, вслед которому вдогонку пустилась «казанка», изящно выпрямившись, поднявшись над водой и скользя по ней, как фигурист.

И Тимофей почувствовал привычную одностороннюю тягу ручки мотора, пытавшегося пустить лодку по кругу. Описав широкий полукруг, он направил лодку в сторону устья Мамы, к Витиму, придерживаясь чуть левее ажурной высоковольтки, перекинувшей провода в поселок с противоположного, правого, берега Мамы.

В устье Мамы они снова поменялись местами. И Витька направил «казанку» вниз по течению за поселок, где могучее течение грязных, с желтизной, мутных витимских вод прижимало к берегу чистые воды Мамы. Здесь он играючи пустил «казанку» зигзагами, врезаясь то в воды Витима, то в воды Мамы, проделал несколько залихватских разворотов, затем повернул вверх по Витиму, который, горбясь и вспучиваясь водоворотами глубинных вод, застелился навстречу им под лодку.

– Тимка! Смотри на носу в оба! – закричал Витька, стараясь перекричать рев мотора. – Вода от дождей поднялась, деревья несет!.. Наскочим, тогда каюк!.. Пиши пропало!.. Лодку потопим!.. Ты плавать-то умеешь?

– А как же! И неплохо!..

– Но это же Витим! Смотри – как течение прет!.. В прошлом году мы одному знакомому дали лодку сходить в Колотовку. Там он поддал и пьяным пошел оттуда на моторе!

– Утоп?!

– Он-то нет!.. «Казанка» накрылась…

Вдали показался остров.

– Тимка, сейчас на остров высадимся! Интересный остров!

– А что там?

– Памятник – партизанам! Еще Гражданской войны. Вот увидишь – интересно!..