Сибирский ковчег Менделеевых

– Москва же, доложу я вам, совсем другое дело. Тут каждый человек важен не столько за должность, кою он занимать изволит, а за душевные качества, за любовь к отечеству, к близким своим, к старине. В Петербурге любят новизну, а у нас … – он сделал небольшую паузу, – старину! Потому предлагаю выпить за нашу старинку и за души московских жителей!

– За души пить даже неловко, – вставил Гоголь, но на его слова никто не обратил внимания, и все подняли бокалы.

– А теперь, – продолжил Корнильев победоносно, – попросим достопочтенного Ивана Ивановича прочесть свои известные стихи, посвященные нашей матушке Москве! Не откажите, дорогой вы наш, – поклонился он вмиг приободрившемуся Дмитриеву, при его словах гордо откинувшему седую голову.

– Коль все просят, куда деваться, – ответил тот. – Только, ежели позволите, то вставать не буду, ноги плохо держат, прямо с места несколько строк по памяти и скажу…

– Просим! Просим! Конечно! Как вам удобнее будет… – поддержали все его.

Город чудный, город древний,
Ты вместил в свои концы
И посады, и деревни,
И палаты, и дворцы!»

Начал он негромко и тяжело дыша. Но постепенно голос его окреп, и он прочел второй куплет более уверенно:

Опоясан лентой пашен,
Весь пестреешь ты в садах…
Сколько храмов, сколько башен
На семи твоих холмах!

После этого он замолчал и тогда Василий Дмитриевич продолжил за него, помогая себе рукой, из которой не выпускал бокал и поглядывая победоносно по сторонам:

Исполинскою рукою
Ты, как хартия, развит,
И над малою рекою
Стал велик и знаменит.
На твоих церквах старинных
Вырастают дерева;
Глаз не схватит улиц длинных…
Это матушка Москва!
Кто, силач, возьмет в охапку
Холм Кремля-богатыря?
Кто собьет златую шапку
У Ивана-звонаря?

А последующие куплеты подхватили сразу несколько голосов, стараясь не перебивать друг друга и попадать в такт:

Кто Царь-колокол подымет?
Кто Царь-пушку повернет?
Шляпы, кто, гордец, не снимет
У святых в Кремле ворот?!

Ты не гнула крепкой выи

В бедовой своей судьбе, —
Разве пасынки России
Не поклонятся тебе!

В конце прочтения кто-то крикнул «Ура!», отчего у старика выступили слезы и все во главе с хозяином дома кинулись к нему с поцелуями.

– Спасибо, Васечка, утешил, – удержал тот Корнильева возле себя. – Ты хоть и не москвич, но стал таковым и превзошел в чувствах своих многих. Рад, не перевелись еще добрые люди на Руси Святой! Искренне рад.

– Коль о добрых людях вспомнили, не могу не помянуть друга своего, Антона Антоновича Дельвига, о коем, скажу откровенно, вспоминаю чуть не каждый день. Большей души человека, не в обиду всем другим будет сказано, мне встречать не приходилось. Евгений Абрамович, – повернулся он к Баратынскому, – помнится, есть стихи у князя Вяземского на этот счет… Только вот запамятовал. Не напомните?

Катя улыбнулась на дядюшкину хитрость, поскольку еще несколько дней назад он сам вспоминал эти строки, а теперь, желая вовлечь других, сделал вид, будто не помнит, но вида не подала, удивляясь его умению скрытно руководить собравшимися, вряд ли подозревающих о том.

– Там, где Семёновский полк, в пятой роте, в домике низком, Жил поэт Баратынский с Дельвигом, тоже поэтом… Вы об этом, что ли? – смущенно спросил Баратынский, поскольку вынужден был упомянуть при этом самого себя.

– Именно, именно эти строки, – отозвался Корнильев, – чудно! А дальше как? Продолжайте, мы ждем…

– Не стану продолжать, – неожиданно надулся тот. – Не с руки мне вспоминать о тех давних временах. Что там особенного? Обычные стихи, я бы сказал даже, безыскусные и не более того…

– Тогда я продолжу, – вскочил со своего места Бороздна и, гримасничая, передавая жестами содержание стихов, стал громко декламировать:

Тихо жили они, за квартиру платили не много,
В лавочку были должны, дома обедали редко.

После этого он облизнулся и похлопал себя по пустым карманам:

Часто, когда покрывалось небо осеннею тучей,
Шли они в дождик пешком, в панталонах трикотовых тонких.

Он опять изобразил промокнувшего под дождем человека, чем вызвал смех окружающих. Не смеялся лишь один Баратынский, но и он не в силах был удержаться от улыбки.