Сибирский роман

— И не забудьте про меня! — радостно продолжил Мушков. — Кто свернул оленю шею, а? — И могучим голосом затянул песню о золотом соловье, которого казак отобрал у китайского императора.

Марина обернулась. Иван встретил её взгляд, как выстрел из мушкета. Прекратив петь, он приготовился провести ночь рядом с тёплой печкой.

Нельзя сказать, что Мушков был трусом. Нет, он был одним из самых смелых казаков Ермака. Но когда они увидели в лучах вечернего солнца Чинга-Туру и встретили первые патрули, он решил в этот день больше не встречаться с Мариной.

Сразу после того, как они остановились перед домом князя Епанчи, он направился в церковь, где на него набросился Люпин, обругал и упрекнул за то, что так рисковал жизнью Марины. Как всегда, священник был обо всём осведомлён и теперь встал на пути стрелков, чтобы забрать во имя Христа часть добычи для церкви.

— Могу я остаться у тебя? — устало спросил Мушков Люпина, садясь на стул за иконостасом.

— Почему ты не останешься с Мариночкой? — поинтересовался Люпин. — Где она? Почему не приходит? Она ранена? Я не позволю ей больше ездить с вами! Никогда больше! Я брошусь под сани!

— Она выбирает добычу, — сказал Мушков и засопел.

— Что-что? — запинаясь спросил Люпин.

— Получает свою долю. Мы забрали её у убитых, отец. Зачем им золотые кольца и браслеты? — Он посмотрел на дверь, не войдёт ли кто, и крепче упёрся ногами в пол. — Я останусь здесь, и никто меня не прогонит! Мне нужна защита церкви!

Через некоторое время вернулся священник. Ему было трудно убедить стрелков в том, что истинная вера в первую очередь предполагает пожертвование.

— Ага! — воскликнул он при виде Мушкова. — Мушков! Что ты пожертвуешь?

— Ничего! Меня обделили.

— Не ври! — рассердился поп. — Мушков всегда что-нибудь присвоит!

— Мушков! Где он теперь, батюшка? — Иван закрыл глаза и вздрогнул, услышав голос Марины перед иконостасом.

— Святой отец! — позвала она.

— Это парнишка! — довольно сказал священник. — Он молодец и приносит церкви всё, что ей нужно.

Пока священник и Люпин выходили из-за алтаря, Мушков подсмотрел в щель иконостаса. Марина получила свою долю и положила всё на ступени алтаря. Два браслета, украшенные жемчугом, кинжал в золотых ножнах с красивым орнаментом.

— Сын мой, — растроганно произнёс поп, — благословляю тебя!

Люпин заплакал от счастья, сделал Марине за спиной священника знак и молитвенно сложил руки.

— Это моя доля. — Марина указала на красивый кинжал. — А это... — она указала на украшенные жемчугом браслеты, — это пожертвование Мушкова во спасение души.

— Аллилуйя! — воскликнул Кулаков.

Иван отпрянул и от потрясения закрыл глаза. «Я женюсь на ней и буду жить как крестьянин, — подумал он. — Казак такое не выдержит!»

— Где Мушков? — услышал он звонкий голос Марины. — За иконостасом? Приведи его, батюшка! Он нужен мне для одного дела.

Вздохнув, Мушков встал и вышел из-за иконостаса. Священник рассматривал браслеты и цокал языком.

— Пойдём со мной! — сказала Марина и потянула Мушкова за обмякшую руку через дверной проём церкви. Люпин шёл рядом с ними и говорил, как счастлив оттого, что не произошло ничего плохого, но они, похоже, его уже не слышали.

Когда за ними закрылась дверь церкви, Марина встала перед Мушковым. Она стояла к нему очень близко, её глаза блестели.

— Чего ты хочешь, Марина?

— Я люблю тебя, мой большой медведь, — тихо сказала она. — Я люблю тебя и теперь знаю, что скоро стану твоей женой...

Затем она убежала и исчезла в ночи, оставив сгорающего изнутри Мушкова в одиночестве.

Ночью Мушков ждал возвращения Марины, но она не приходила. Измученный любовью и страхом, он пошёл к дому князя Епанчи и зашёл к Ермаку, когда услышал на улице приближающиеся голоса бродивших по городу казаков.

С Ермаком разговаривать не было смысла. Тот занимался маленькой сладострастной татаркой, визжащей от удовольствия, хотя голова Ермака Тимофеевича всё ещё гудела после падения с саней. Ноги у него болели, и каждое напряжение, даже любовное, доставляло ему неприятности. Если сейчас побеспокоить его вопросом, куда делся Борис, можно получить по шее.

«Марина, должно быть, куда-то спряталась, — подумал Мушков. — Она, может быть, спит сейчас где-то в другом доме, среди сотни мужчин, или лежит, завернувшись в мех, в пустой юрте, как бездомная собака. Но почему она убежала? Святой Николай Чудотворец, почему она оставила меня одного?»

Уже глубокой ночью Мушков пришёл в церковь, чтобы поговорить с Кулаковым о своей печали. Поп лежал на кушетке, на которой когда-то отдыхал мулла, и громогласно храпел. Рядом с ним лежала полногрудая женщина, лениво посмотревшая на Мушкова, потом отвернулась и продолжила спать.

«Как мне одиноко! — с грустью подумал Мушков. — Никто мне не поможет. Не с кем поговорить о моих чувствах».

Он бродил по просторной церкви и пустому подвалу и, наконец, нашёл Люпина. Тот разместился в сокровищнице и ещё не спал. Мушков окинул взглядом разложенную добычу, оценил золотые и серебряные предметы, меха и ткани на несколько тысяч рублей, вздохнул и сел рядом с Люпиным.