— Я… рожаю… — только и успела вымолвить Татьяна, как боль пронзила ее. Матушку настигла очередная схватка, и она подумала, что промежутки что-то стали слишком короткими. Или это не схватки, а просто боль?
Глаза Николая округлились. Он посмотрел на Татьяну, но ничего не ответил.
— Муж повезет меня в роддом. Пожалуйста… побудьте с детьми. Они сейчас одни. Старшая, Ксюша, уехала в Сосенки, к бабушке, и младших не с кем оставить.
Николай постоял несколько секунд, глядя перед собой, потом сплюнул с крыльца в снег и прикрыл дверь.
— Николай… Николай, пожалуйста… — прошептала отчаявшаяся было Татьяна, как вдруг услышала:
— Дай тулуп-то одеть.
Через минуту дверь снова отворилась, Николай аккуратно повесил большой висячий замок и спустился с крыльца.
Всю дорогу он не проронил ни слова.
Татьяна довела его до избы, схватила два пакета, в которых были заранее бережно сложены ночная рубашка для роддома, шлепанцы, вещи для малыша, и, на ходу поцеловав растерянную дочь, вышла из дома.
— Кажется, Катеринка плачет, — прошептала Татьяна и смахнула слезу.
Когда Татьяна вошла в храм, служба уже закончилась. Батюшка, убиравшийся в алтаре, посмотрел на нее и все понял.
Он сразу выхватил из рук Татьяны пакеты и, подхватив ее под локоть, довел до машины. Старенькая «Нива» стояла тут же, напротив храма. Отец Георгий завел мотор и покачал головой. Взглянув на Татьяну, которая, держась за низ живота, согнулась от боли, он спросил:
— Что ж ты так? Дотянула? А если не успеем?
— Когда ты на службу шел, еще ничего не было, — прошептала Татьяна.
— Но ты вроде еще днем сказала, что живот побаливает? — уточнил батюшка.
— Так я думала, что это предварительные схватки. Они к концу беременности то появляются, то исчезают, — ответила Татьяна.
— Не разберешь вас, — пробормотал отец Георгий в бороду, поворачивая руль.
Машину едва не закрутило: сразу после оттепели грянули морозы.
— Осторожнее! — попросила Татьяна и добавила: — Ой как болит-то…
Отец Георгий с тревогой посмотрел на нее.
— Не успеем, — еле слышно прошептал он.
* * *
Пока машина неслась по обледенелой дороге, Николай в поисках телевизора зашел в просторную кухню и увидел малышей, сидящих на полу на двух толстенных ватных одеялах среди кучи разбросанных игрушек.
По телевизору шел мультфильм про зайца.
— Это я, Ушастик. Это я погулять вышел, — сказал один из мальчиков тихим голосом и посмотрел на Николая.
Николай сильно покраснел, потому что вдруг вспомнил, как в школе его дразнили Ушастиком за большие, оттопыренные уши. С возрастом уши Николая, конечно, не стали меньше, но летом он прятал их под кепку, а зимой под шапку-ушанку.
Николай потер уши и спросил у малышей:
— Где у вас тут пульт? Сейчас будем смотреть футбол.
Дети посмотрели на него и ничего не ответили.
— Вы слышите, эй! Где пульт? — повторил Николай.
— Мы им не даем пульт, они еще маленькие, — ответила ему девочка с большими испуганными глазами, которая неслышно подошла сзади.
— У нас нет антенны, — сказал Николаю один из близнецов.
— Мы только смотрим мультики на дисках, — вторил брату другой близнец.
Николай расстроился: шел финальный матч по футболу.
— А ты правда безбожник? — вдруг услышал он и обернулся.
Справа от него стоял еще один невысокий худенький мальчик с большими серьезными серыми глазами.
— Это почему я безбожник? — обиделся было Николай.
— Я слышал, как папа говорил маме, что ты безбожник. Вот я и спрашиваю: почему ты безбожник? — спросил мальчик Николая, глядя ему в глаза.
— Ты еще маленький, вот подрастешь и поймешь, — снисходительно ответил Николай мальчику, потрепав его коротко стриженные волосы на затылке.
— А я уже все понимаю, — ответил ему ребенок.
— М-да? И что ты понимаешь? — с усмешкой спросил Николай.
— Я понимаю, что люди делают сами себя несчастными. Вон Борька с Глебом маму не слушаются, и поэтому папа у них снегокат отобрал, — ответил мальчик.
— А ты — подлиза! — крикнул ему один из близнецов и поднял руку, чтобы толкнуть мальчика в спину, но Николай, перехватив руку Бориса (или Глеба?), строго сказал:
— А ну не балуй!
Катерина подошла к малышам и взяла на руки младшего братишку:
— Дядя Николай, я пойду уложу Сережу спать.
— А ты умеешь? — деловито поинтересовался Николай и тут же покраснел: он сам не имел ни малейшего представления о том, как укладывать спать младенцев.
— Да, мне мама уже давно разрешает его укладывать, — гордо ответила девочка.
— Ну иди… а не рано ли?
— Нет, он глазки трет уже. Если сейчас его не умыть, не переодеть и не уложить, то он начнет хныкать, а потом будет орать. Мама всегда говорит, что все надо делать в свое время, — пояснила Катюша.
— И переоденешь сама?
— Да, я уже два года умею переодевать, я даже Сеню переодевала, когда он совсем маленький был, — гордо сказала Катя.
— А что ж тогда ваша мать меня позвала, раз вы такие самостоятельные? — с недоумением спросил девочку Николай и увидел, как Катя и сероглазый мальчик покраснели и посмотрели на широкий диван, на котором Глеб с Борисом занимались чем-то, по-видимому, очень интересным.