Сильные мести не жаждут

В моторе «виллиса» что-то не ладилось, он не заводился, и водитель, чертыхаясь, снова и снова лез под капот. Офицеры дружно чадили самокрутками. Им было весело. Им хотелось поболтать и понежиться под скупыми лучами зимнего солнца, изредка пробивавшимися сквозь тучи. Только Зося сидела молча и казалась лишней, ненужной в этой шумной компании.

Вдруг она резко повернула голову к Максиму. Их взгляды встретились. Зося от неожиданности замерла на миг, затем быстро открыла дверцу, пошла к Зажуре. Подошла, положила ему на плечи руки, и он мгновенно ощутил, как навалилась на него вся тяжесть прожитых лет, все выстраданное и невыстраданное его горе, все его радости, такие же скупые и такие же человеческие, как эта любовь, что стояла теперь возле него в образе удивительной женщины, родной и близкой, с бледным лицом и усталыми глазами.

Оба они некоторое время молчали, словно боялись услышать свои голоса. Боялись даже шевельнуться. Только Зося осторожно сняла правую руку с его плеча и со сдержанной, непонятной робостью провела пальцами по Максимовым губам, по его вискам и бровям. Неотрывно смотрела в его глаза.

— Захар Сергеевич жив, — сказала, наконец, Зося. — Я только на днях узнала об этом.

Теперь он водил пальцами по ее щекам. Он не сразу понял сказанное ею: в эти мгновения он видел только Зосю, только ее одну.

— …Павел погиб, а Захар Сергеевич в партизанах.

Его внезапно охватила тревога. Слова наполнились содержанием. Услышанное отозвалось болью. Сведя брови, он поднялся со скамьи, сделал шаг назад.

— Павел погиб?..

— Да.

Зося быстро, опуская подробности, рассказала обо всем, что узнала от генерала Рогача в штабе дивизии. О том, что Захар Сергеевич продолжительное время находился в фашистском концлагере где-то в Польше. Отец вместе с товарищами сумел вырваться на волю. Захар Сергеевич командует теперь крупным партизанским соединением. Поляки сделали его чуть ли не генералом. В Москву прилетал от него связной. Из Москвы звонили в штаб фронта, а из штаба в дивизию, просили передать привет от Захара Сергеевича односельчанам. Сказали, что он очень хочет знать, как дела дома.

— Письма не передал? — угрюмо спросил Максим.

— Оттуда писем не пишут, — тихо сказала Зося и сжала обеими руками тяжелую Максимову ладонь, темную от земли, порохового дыма и мазута.

С «виллиса» засигналили. Вероятно, водитель устранил, наконец, неисправность в моторе. Зося заторопилась.

— Максим, прости. Мне нужно ехать.

Он окинул тяжелым взглядом сидевших в «виллисе» офицеров. Ему стало досадно, горько и даже как-то оскорбительно: почему он, муж этой женщины, должен остаться здесь, в грязной шинели, с такими же грязными бинтами на шее, а они, сидящие в машине, поедут на своем бойком «виллисе» по освобожденным дорогам, заберут с собой его жену, его израненную душу?

Зося догадалась, о чем он подумал.

— Не смотри на них так, Максим! — Открыто, не стесняясь, прижалась к его груди, словно желая подчеркнуть верность мужу.

— Ты постоянно с другими, далеко от меня…

— Не надо, Максим. Эти офицеры вырвали меня из огня и, может быть, сегодня снова пойдут в самое пекло.

— Разведчики?

— Да. Из армейской группы. Утром нас окружили в лесу эсэсовцы. Было трудно, а эти парии прорвались к нам на танках и помогли.

По небу плыли тяжелые облака. Над полем расстилалась метельная мгла, смывала очертания изб, деревьев, колодезных журавлей. Где-то за горизонтом глухо рокотала артиллерийская канонада.

Им опять суждено было расстаться. Снова Зося уходила в неизвестность. Надолго ли? Кто знает! Может быть, навсегда. Гул артиллерийской канонады за горизонтом таил для каждого из них что-то свое, неведомое, ненасытно звал их в пламень новых боев и испытаний. Такими крошечными казались они в огромной стихии войны и так много значили друг для друга!

— Максим, поцелуй меня на прощание!

— Скажи, что скоро встретимся. Скажи, что ты будешь, ждать.

— Максим, поцелуй меня. Я ухожу. — И она сама потянулась к его губам, сама поцеловала его.

С «виллиса» опять засигналили. Зося шагнула к машине и вдруг замерла.

— Максим, ты встречался с Задеснянским? Помнишь его? Он похоронен возле леса, за Шендеровкой. Скажи людям, чтобы сберегли могилу и память о нем.

— Ты первая вернешься сюда и скажешь.

— Хорошо, если вернусь раньше, скажу. Пиши чаще, любимый. Обязательно пиши. Я буду ждать.

— Куда писать?

— Пока не знаю. Пиши в Ставки. Я разыщу твои письма.

Новая разлука зримо стояла между ними, жестокая, неумолимая, страшная разлука войны. Война снова бросала их в разные стороны. В душе оба они ненавидели, проклинали войну со всеми ее горькими потерями и болями, с долгими и жуткими ночами ожиданий, но не могли, не имели права уйти от нее ни на шаг, ни на час.

Зося заняла свое место в машине, и «виллис» поплыл по уличной хляби. Молодой офицер, сидевший позади Зоей, поднял руку, что-то крикнул Максиму, но Зажура не расслышал. Он смотрел на Зосю, видел только ее чуть согнутую спину и ее маленькую руку, сжимавшую железную скобу на панели машины.