Сильные мести не жаждут

— А мне лучше, думаешь? — вздохнула Маринка. — Отец все время на меня ворчит. Говорит: в Германию могут забрать.

— Я бы уже и в Германию поехала. Чтоб она пропала, такая жизнь!

Маринка разозлилась, прикрикнула на подругу, чтобы не плела чепухи. Вон, отец Фросин геройски погиб в бою, о Николае ничего не слышно, мама до сих пор не возвратилась, все разыскивает его где-то.

— Так же найдет, как и моя, — сказала грустно Фрося, подперев кулаком полненькую щечку.

— Ну, ты как хочешь, а я ее поддамся! — решительно произнесла Маринка.

Словно испугавшись, что она сейчас уйдет, Фрося вцепилась в ее локоть, быстро заговорила об их дружбе, об их комсомольской клятве. Только вместе! Что бы ни случилось — вместе! Нужно пробраться к партизанам.

Говорили в темных сенях, а на душе становилось все светлее, и весь мир казался добрым, щедрым, таким, каким был до войны. Вот они наберут харчей, придумают какую-нибудь причину для отвода глаз, чтобы потом немцы не цеплялись к родителям… Правда, не так-то оно и просто, все нужно продумать, взвесить. Что, например, надеть? Брать ватники или пальто? И какую обувь, чтобы надолго хватило? Да и посуда не последняя вещь, может, там понадобятся кружка или кастрюлька. Нож обычный, домашний не подойдет. Нож для партизана — первое дело. Без ножа в лес и носа не суй.

Побежали девушки к своей однокласснице Сане, на другой конец села.

— Солнышко, одолжи нож, тот, который твой Василек у немцев на крашенки выменял, — тихим голосом попросила Маринка.

— Хороши ж у вас паляницы, что своим ножом нельзя отрезать! — подозрительно посмотрела ей в глаза Саня, бледная, чахоточного вида девушка.

— Пойдем с Фросей в Глуховку наниматься на лозовую фабрику, — начала плести небылицы Маринка. — Там, говорят, хорошо платят и в Германию не заберут.

— Работнички! — съязвила Саня. Отец ее уже третий месяц служил в полиции. Всегда был ленивым, неповоротливым, спал на колхозных собраниях, на свадьбах, даже в компании мужиков, когда собирались возле сельмага. Но в последнее время за ним начали замечать удивительную активность. Все-то он шныряет по деревне, все что-то вынюхивает…

— Ну что, дашь? — кошечкой прижалась Маринка к Саниному костлявому плечу.

Саня пошла в комнату искать нож, возвратилась со сдержанной улыбкой на худом продолговатом лице.

— И я с вами, — неуверенно сказала она. — Если родители отпустят.

— Конечно… Только мы сначала сами… разведаем, а потом и компанией можно.

У забора уже ждала Фрося:

— Почему так долго? Я уж думала, тебя Санька в полицию повела.

— Наверное, и повела бы, если бы правду узнала, — гордо, с легким вызовом ответила Маринка. Теперь она не чувствовала себя беззащитной, голыми руками ее не возьмешь.

Вечерело. Из леса на деревню наползали сумерки, словно болотный туман. Но сейчас эти сумерки уже не пугали.

Наоборот, таили в себе что-то загадочное, и хотелось верить, что там, в лесных чащах, есть другая жизнь, только бы им добраться до партизанского отряда.

* * *

До рассвета было еще далеко, когда Маринку что-то словно подбросило на кровати. Кто-то зовет ее?.. Вгляделась в темные окна, прислушалась. Ничего не услышав, снова начала засыпать, и поплыли перед ней картины из далеких довоенных лет. Вот отец, посадив ее на плечо, несет по лесу, молодые березки приветствуют их, нежно что-то нашептывают, голубят. Вот на поляне пасека деда Карпа. Солнце ласкает красные ульи, белую дедову бороду, его желтую соломенную шляпу. Пчелы гудят вокруг деда, Маринка смеется, и все вокруг в золотой дымке смеха. А тут и пес Дружок выскочил на поляну и все прыгает вокруг Маринки, и все хочет схватить ее за руку…

Маринка! Маринка!

Приоткрыла глаза и увидела, что над ней склонился отец. Тормошит, будит. Сразу сообразила: что-то случилось.

— Стучат… — выдохнул отец.

Она быстро вскочила, нащупала в темноте мамин платок, накинула на плечи. Подошла к двери, замерла. Наконец услышала чей-то голос, похожий на стон.

— Есть здесь кто-нибудь?.. Люди!..

Голос был слабый, но настойчивый. Это придало Маринке смелости. Спросила громко, как бы угрожающе:

— Вам кого?

Никто не ответил, только послышался жалобный вздох, и сразу же за дверью кто-то разразился надрывным кашлем.

Уже ничего не соображая, она быстро оттянула тяжелый, холодный засов.

Дверь открылась, и в первое же мгновение ей в глаза ударило звездное просо и ночной холод окутал всю ее худенькую фигурку. Она вгляделась в темноту и вдруг увидела человека, который устало прислонился плечом к дверному косяку. Он поднял голову, видно, хотел что-то сказать, но тут же снова глухо закашлялся.

Маринка бросилась к нему. Наверное, свой… Раненый? Может, убежал из плена или из фашистской тюрьмы…

Когда завела в дом, рассмотрела на нем кожаную куртку и шлем, какие носили летчики. Она догадалась: наверное, упал где-то за деревней. Искал прибежище и добрел до их дома.

— Закрой двери! — крикнул из темноты отец.

Она метнулась к двери и с грохотом закрыла. Словно от всего мира отгородилась. Посадила незнакомца на скамью. Он уже немного пришел в себя и спросил:

— Немцев близко нет?