Сильные мести не жаждут

Маринка покачала головой. Ей нужно возвращаться, деревня далеко. Скороговоркой сообщила о раненых летчиках, что были на подводе, и попросила деда Карпа перевезти их к партизанам. Сама бы это сделала, да нет уже времени, нужно до утра успеть в деревню. Говорила, а сама, крепко схватив деда за руку, с мольбой смотрела в глаза. Пусть конь хоть минуту отдохнет, и быстрее назад…

Но дед Карп решительно взял коня за уздечку.

— Ты что, не слышишь? — кивнул в сторону деревни.

— Слышу, дедуля.

— Так сиди и не решайся.

— А как же отец?

— Ты о себе подумай, а не о нем, — строго сказал дед Карп. — Он себя в обиду не даст. Там везде свои люди. Спрячут. А ты прямо к этим чертям в пасть? На первой же сосне повесят.

Маринке стало совсем страшно. Она молча смотрела на деда Карпа и часто моргала глазами. Слава богу, что стрелять перестали. Может, все обойдется… Дед Карп подошел к ней, приголубил, стал успокаивать. Хорошо, что она привезла раненых летчиков, за это ей люди спасибо скажут и партизаны ей благодарные будут, а к отцу, видно, придется возвращаться на следующую ночь.

Не распрягая, подвели коня к стожку. Павел слез с подводы, подошел к деду. Они поздоровались.

— Попить бы чего-нибудь, папаша, — попросил он.

— А вы в дом заходите, я вас и напою и накормлю, — пригласил дед Карп.

Открыл низкую, скрипучую дверь. Повел гостя в дом. Маринка и Фрося за ним. В мазанке было полутемно, пахло сухой травой. На грубо обтесанном столе горела плошка, стоял кувшин с водой, около него кружка. Эту кружку и дал дед Карп Павлу.

— Вы садитесь, садитесь, — засуетился дед.

Но летчик вдруг замер и сжал от боли зубы. Стянул с головы кожаный шлем. Наконец взял кружку, стал жадно пить.

Девушки молча смотрели на него. Словно впервые поняли, что перед ними действительно настоящий небесный сокол, который долетел сюда с далекой Большой земли.

За окном послышался конский топот. Кто-то изо всей мочи гнал коня, мчался как стрела по лесной дороге. Пасечник вышел во двор. Новый гость? На коне сидел мальчонка, держа в руках веревочную уздечку.

— Миша, ты? — сразу же узнал мальчика дед Карп. Тот часто приезжал с отцом сюда, на пасеку.

— Как к Григорию Ивановичу проехать? — задыхаясь, спросил Миша у деда и припал грудью к конской гриве.

Это он узнавал дорогу к партизанскому отряду. На рассвете к партизанам летел. Дед догадался, что неспроста. Мишу он хорошо знал, и отец у него был человеком порядочным и честным, в первые же дни войны ушел на фронт.

— За Глухой Балкой наши стоят, — сказал дед. — Ты чего сорвался среди ночи?

— Немцы в селе, дедуня.

— А ты как же… оттуда?

— Меня Коля послал, чтобы я Маринку предупредил.

Дед Карп знал, что Коля, работавший в довоенное время в колхозе трактористом, сейчас поддерживает связь с партизанами. Значит, чтобы предупредить Маринку, послал он за ней вслед мальчонку. Пришлось бедняге пробираться через торфяное болото, через старый колхозный сад, шел пешком, тянул на поводке своего гнедого, иначе не выбрался бы из деревни, не смог бы обмануть немецких солдат. Ночью со всех сторон окружили Жабянцы, куда там — ни пройти ни проехать. По дворам ходят, ищут каких-то летчиков, которые вроде бы упали где-то в поле.

В эту минуту Марина появилась на пороге. Уже рассвело, небо посерело, поблекло, густой туман укрыл поляну. Но Миша сразу же узнал девушку:

— Коля велел предупредить, что появились немцы, летчиков ищут. Но все молчат.

— Как там мой отец? — встревоженно спросила она.

— Коля сказал, чтобы ты не переживала, — мальчик похлопал по крупу своего измученного, потного коня. — Все наши попрятались, ждут, когда немец уйдет.

Марина взяла коня за уздечку. Старенькие мамины сапоги натерли ей ноги, хотелось самой сесть верхом и быстрей домой. В теплую хату, к отцу.

— Я поеду, — сказал Миша, натягивая веревочную уздечку. — Коля сказал, чтоб я сразу возвращался.

— Смотри берегись, Миша.

— А я опять через торфяное болото, не поймают. — И грустно добавил: — Вот если бы мне тоже можно было к партизанам…

— Не дорос еще, — строго сказал дед Карп. — Давай езжай.

Мальчонка опустил голову. Не хотелось ему возвращаться назад, а может, и боялся ехать опять через торфяное болото, через немецкие посты. Да и холодно в ветхой одежонке. Уже потянул уздечку-веревочку, уже повернул коня к лесу, как вдруг остановился:

— Дед!

Тот тяжело подошел к нему:

— Ну, чего еще?

Миша потянулся к нему всем телом и тихо сказал:

— Вы тоже тут долго не сидите. Коля предупредил, что могут и сюда наведаться. Слышите, как стреляют?

Он кивнул в сторону деревни. За лесом в утренней тишине изредка раздавались далекие выстрелы. Как будто охотники на охоте загоняли дичь.

Когда Миша уехал, дед Карп зашел в дом, опустился на скамью. Марина и Фрося остались во дворе, возились на подводе с раненым. Павел, расстегнув куртку, дремал на корточках у стены. У деда сжалось от жалости сердце.

— Господи, прости нас и защити, — горько пробубнил он. — Чем же я вас накормлю, соколики вы мои?

Подумал минутку, встал и направился в сени, где у него была припрятана кое-какая еда.