Все-таки нашла начальника госпиталя. Пройдя по длинному полутемному коридору с низким потолком, она влетела в небольшую комнату, запруженную людьми в белых халатах. Это, видно, собрались врачи из санитарных эшелонов, и разговор у них был один: как разместить раненых. Вот и начальник госпиталя, немолодой, тоже в белом халате военврач, сидит утомленно за столом, подписывает какие-то бумаги. Не обращает ни на кого внимания. Чего от него можно требовать? Куда размещать людей? Эти люди в белом, которые толпились тут, которые выливали свое самое наболевшее, не знали одного: уже третьи сутки военврач Санин не сомкнул глаз. Он только что вышел из операционной, где оперировал тяжело раненного комбрига… Белые халаты и разгневанные лица врачей с транзитных эшелонов не производили на него никакого впечатления.
Вдруг в кабинет ворвалась девушка с решительным выражением лица, с молящими глазами, остановилась посреди комнаты и не знала, к кому ей обратиться. Начальник госпиталя оторвал глаза от бумаг и, не скрывая удивления, вежливо спросил:
— Вы кто такая? Почему зашли без халата?
Марина все ему сразу же выпалила, не побоялась даже упрекнуть его от имени своего партизанского отряда, сказала, что так делать нельзя, не годится отправлять неизвестно куда людей, на которых и так уже наложила свою кровавую печать война. Летели в Москву, а выходит, им тут нет места. По какому это праву? Мы и пожаловаться можем!
— Прошу мне не угрожать. — Начальник госпиталя властно поднялся из-за стола, и в этот момент Марина чуть было не пожалела, что погорячилась. Он был худющий, измученный, с покрасневшими от бессонных ночей веками, я в его зеленовато-серых глазах была только мука бессилия. — Мы делаем все возможное, девушка.
— Нет, не делаете!
Она даже захлебнулась от крика, сжала до боли кулачки. Ей было и стыдно, и страшно оттого, что кричит на такого важного человека. Она горько заплакала, как маленький ребенок, ноги уже не слушались, не было сил стоять после тяжелого перелета, не могла удержаться перед этим взрослым, разгневанным, безразличным к ней человеком. Ноги у нее подкосились, она упала на пол и судорожно зарыдала. Пусть делают с ней что хотят, а она отсюда не уйдет.
Неожиданно на ее плечо легла легкая, крепкая рука и послышался знакомый голос:
— Ну зачем вы так, Марина?.. Зачем?
Это Павел Донцов зашел в кабинет и спокойно вмешался в разговор. Не годится устраивать тут крики и шум, он сам обо всем договорится. Вот и военврач их уже понимает, даже улыбается, а все остальные с сочувствием посматривают на девушку. Что ни говорите, а ее требование справедливо, все хотят остаться в Москве.
— Марина, выйдите, пожалуйста, — строго попросил Павел. — У людей достаточно своих забот.
Однако начальник госпиталя проникся к Марине жалостью, его глаза потеплели, сощурились, в уголках губ промелькнула улыбка. Подошел, положил ей руку на плечо.
— Какое отношение ты имеешь к этим раненым? — спросил он.
— Отношение?.. — укоризненно переспросила она. — Имею право… Право. Они все под моей опекой. Мне поручил сам командир отряда сопровождать их в тыл и сдать в надежные руки. Вот у меня список… — Начала рыться в карманах, достала измятый лист бумаги, сунула в руку начальнику госпиталя. — Двадцать три человека!
— Марина, начальству виднее… — опять вмешался Павел. — Товарищ военврач тоже не всесилен. Наших тяжелораненых, и Гельмута тоже, разместили в санитарном поезде. Придется и нам получать маршрут на Кавказ.
Она удивилась: на Кавказ? Так вот куда их должны везти, прямо на Кавказ, в госпиталь! Военврач подтвердил: да, литерный эшелон пойдет без задержки, через два дня будут на месте, там совсем лето, море рядом, и врачи хорошие, и уход, и питание. А в Москве сейчас тяжело, со всех фронтов прибывают санитарные поезда, все госпитали переполнены.
— Не сердитесь, милая девушка… Мы же к вашим партизанам со всей душой, хотим, чтобы они побыстрее встали на ноги, но войдите и вы в наше положение.
— Вы, Марина, идите, — мягко попросил ее летчик, всем своим видом показывая, что у него есть еще какое-то дело к начальнику госпиталя. — Я сейчас…
Она пошла вниз, по пропахшим карболкой коридорам, мимо переполненных палат, видя человеческую боль и мучения. Спустилась в вестибюль, подошла к автобусу, стала утешать земляков, чтобы не переживали. Едут на Кавказ, сегодня же отправляются. Чем кавказский госпиталь хуже московского? Марина переходила от одного раненого к другому, просила, чтобы терпели. И все посматривала в сторону того дома. Когда же выйдет оттуда капитан Донцов? Не думал ли он остаться в Москве?
Донцов подошел к автобусу какой-то грустный, растерянный: наверное, звонил маме… Спросила: звонил ли? Да, звонил… Когда увидятся?.. Он не знает. Он не застал ее дома. Никто не взял трубку. Соседей тоже нет дома, словно весь дом вымер.
Павел посмотрел на часы, и Марина сразу все поняла.
— А когда отбывает наш эшелон? — спросила она.
— Не раньше двенадцати, а может, и под утро, — сказал Павел.
— У вас море времени, товарищ капитан, — обрадовалась она.