Сильные мести не жаждут

Чем ближе к Москве подъезжал их автобус, тем тоскливее становилось у Марины на душе. Сидела у окна в своем стареньком платьишке, бледная, невыспавшаяся, закутанная в зеленый мамин платок. Вот мама вернется, а платка нет… И дома нет, и отца нет, и родичей тоже нет… Марина представила маму, как ходит она по пепелищу в черных резиновых чунях, ковыряется палкой в пепле, пробует что-то достать из печи — облупленной, почерневшей среди этого сплошного выжженного пустыря. И некому ей сказать, что Марина, ее дочь, сейчас вон куда забралась, мчет в автобусе по московским улицам, сидя рядом со смуглолицым, чернявым парнем-летчиком. Завез ее в свой край, или это судьба забросила их обоих, и теперь они уже будут искать другие пути-дороги, и ничто их отныне не возвратит в деревню Жабянцы, в непроходимые полесские леса.

Чувствовала она иногда на себе взгляды Павла, отчего вся трепетала, сжималась, думала о нем с затаенной горечью, как о своей боли, о своей девичьей беде. Понимала его взгляды по-своему: это он с ней прощается, скоро будет конец их маленькой военной дружбе. Хотела сказать: любви! — да разве он ее любит?..

— Марина, вы что, не слышите?

Это к ней обратился Павел. Она была настолько поглощена воспоминаниями, что лишь сейчас его услышала. А он ей что-то говорил…

— Извините, товарищ капитан, — Марина резко повернулась к нему. — Не расслышала.

— Я же говорю, Валя, наверное, придет туда.

— Какая Валя?

— Моя знакомая по школе. Мама обязательно придет с ней в госпиталь.

— Не понимаю вас, товарищ капитан. О каком госпитале вы говорили?

— О московском, Марина. Может, нас разместят в Москве? Вы ничего такого не думайте. — Донцов еще больше смутился. — Лучше бы она не приходила вообще.

— Кто?.. Мама?.. — встрепенулась Марина.

— Да нет же, Валя… Валентина.

Теперь стало ясно. Придет школьная подруга, давняя знакомая Валентина, а Павлу не хочется ее видеть, ему почему-то стыдно перед Мариной, и он хочет оправдаться перед ней, мол, давние друзья, учились в одном классе…

Она стала уговаривать Павла, чтобы он встретился с девушкой. Не нужно забывать прошлое. Поговорите с ней, товарищ капитан, вы такой мудрый, такой добрый, и она вас ждала, надеялась, верила в вашу любовь…

— Какая там любовь! — деланно возмутился Павел. — Были только товарищами. А мама почему-то решила, что Валя моя избранница.

И хоть старался сказать все это предельно искренно, Марина ощутила его неловкость, и ей стало неприятно, будто Павел из-за нее отказался от чего-то дорогого ему, близкого и родного. Конечно же, из-за нее, из-за их знакомства, и она готова была себя за это ненавидеть. Резко отвернулась к окну и всю дорогу, пока ехали по московским улицам, не произнесла ни слова.

Наконец подъехали к госпиталю. Автобус остановился около железного в завитушках забора, и Марина увидела в глубине палисадника желтый двухэтажный дом. Кто-то вошел в автобус и дал команду выходить. Водитель-ополченец степенно закурил папиросу, протянул пачку Павлу, но тот отказался, не курит. Прошел, слегка прихрамывая, в своей кожаной куртке через палисадник к дому, санитары расступились, какой-то молоденький боец лихо отдал ему честь. Павел открыл тяжелую дверь и зашел в дом.

Марина все сидела и ждала в автобусе. Ну сколько же можно вот так ходить по кабинетам и канцеляриям и почему он не сказал ей ни слова, оставил ее, словно совершенно о ней забыл и не хочет ее видеть? Сидела, прижавшись лицом к стеклу, неотрывно смотрела на дверь и утешала деда Саливона, который пристроился сзади со своей перебинтованной рукой. Наконец увидела: вышел. Какой-то нервный, побледневший, в расстегнутой куртке. Влез в автобус и с ходу бросил:

— В санитарный эшелон. Гельмута уже отвезли туда. Здесь нас не принимают.

Это ее ошеломило. Как могла Москва не принять раненых? Москва должна всех защитить, всем дать приют. Наверное, отказал какой-нибудь бездушный, никчемный канцелярист, который забыл о совести, об уважении к людям. Она поднялась с сиденья, лицо ее пылало, губы до боли сжаты. Глянула на Павла со злостью, почти враждебно. Если так, она сама поговорит с начальством. Кто там у них старший, кто всем заправляет?

Не обращая внимания на уговоры Павла, выскочила из автобуса и направилась прямо в госпиталь. Куда идти? Вокруг раненые — в коридорах, на лестнице, в вестибюле. Никогда в жизни не видела столько покалеченных, изуродованных войной людей, понятия не имела, что может быть столько человеческого горя, страданий, окровавленных бинтов, столько стонов, криков, безжизненных глаз и лиц.