Сильные мести не жаждут

— Специального! — с нажимом повторил начальник госпиталя. — Ты понимаешь, что это значит? Радистка боевой авиации. Полеты над вражескими тылами. — Военврач вздохнул, как будто сочувствовал тем, кто должен был согласиться на такое дело. — Это ты сделала в Москве?

— Я попросила генерала, и он пообещал мне, — просто ответила Марина.

— Зачем, зачем ты это сделала? — в сердцах сказал военврач. Отложил в сторону письмо, припал грудью к столу, посмотрел так, словно взглядом хотел вырвать у нее отказ. — Еще можно отказаться! Подумай, прошу тебя!

Всеми силами души он мысленно просил ее, чтобы отказалась, чтобы не покидала госпиталь и никуда не ехала. Он любил ее. Потеряв жену в первые же дни войны, жил только делами госпиталя, как будто брел по сплошному кровавому полю, через холодную ночь человеческих страданий. Марина появилась как благовест, и он снова возродился к жизни. Она осветила его душу, пообещала что-то, ничего не обещая, озарила тихой надеждой. С холодным, яростным упрямством боролся он со своими чувствами, подавлял их в себе, но они брали верх над ним.

И вот сейчас все должно решиться. В эту минуту. Собственно говоря, ничего и не будет решаться, так как Марина Донцова, медицинская сестра полевого госпиталя, формально замужем, у нее был муж, которого она ждет. А все-таки: поедет или не поедет?

— Ну как, Марина? — негромко спросил военврач. Она медленно встала со стула.

— Поеду, — сказала тихо и решительно. Военврач пошевелил редкими бровями, поднялся.

— Окончательно решили, Марина Петровна?

— Да, Где нужна, туда и поеду. — И добавила с грустной улыбкой: — Когда-то меня учили: где нужнее Родине, туда и поезжай. Хоть на Северный полюс.

* * *

Из санатория майора Донцова долго не хотели выписывать. Не выздоровел еще окончательно, не отлежался. А потом начались всякие комиссии, перекомиссии, переосвидетельствования, различные предложения. Мол, не хотели бы вы, товарищ майор, подыскать себе службу полегче? Не согласитесь ли пойти в летное училище?

Он упрямо от всего отказывался. «Пусть здоровье подлатают, чтобы раны не донимали, и буду проситься в свою часть». Без авиации Донцов не мыслил себе жизни. Бить врага! Уничтожать проклятого!.. Только там надеялся найти забытье от своего одиночества, от своих горьких дум. Круто обошлась с ним судьба… О Марине ничего не слышно. Единственное, что он смог узнать: училась на курсах радисток. Курсы она окончила, а куда ее направили — неизвестно. Писал запросы, наводил справки, но все безрезультатно.

…Однажды его вызвали в канцелярию на переговоры с Москвой.

На другом конце провода он услышал мужской голос, говоривший на ломаном русском языке, и первое, что услышал, — имя Гельмута Гуфайзена. Павел вспомнил говорившего: Курт Ганзен! Старый приятель по Испании. В мембране что-то хрипело, голос то пропадал, то опять появлялся. Курт торопился сказать что-то очень важное, волновался, снова и снова называл имя Гельмута.

— Гуфайзена нет, — твердо и даже как бы со злостью бросил в трубку Павел. — Он погиб на Кавказе.

— Знаю, дорогой товарищ… Но мы должны. Ты будешь долго там? Ты можешь нах Москау?..

— Нет, я еду на фронт.

— А-а! — словно простонало в мембране, и Павлу показалось, что там, на другом конце провода, не знают, что говорить дальше.

Он положил трубку, вышел из канцелярии и направился в ночное поле. Как все странно в жизни устроено! От куда появился этот Курт Ганзен, старый немецкий метал лист, которому чудом удалось вырваться из Гессенского концлагеря? Удивительных людей встречал Павел на своем веку. Да и сам прошел через такое, что страшно вспоминать. Сражался в Испании, тонул в море, торпедированный фашистской субмариной, падал с Гельмутом в черную пустот; ночи, снова поднимался и снова падал, блуждал по вражеским тылам, искал дорогу на родную землю.

На следующий день Курт Ганзен прилетел из Москвы. С ним был и генерал, в хорошо отглаженном кителе, с симпатичным моложавым лицом и умными карими глазами. Когда важные гости, вежливо постучав, заглянули в комнату Донцова, тот с товарищем играл в шахматы. Был в пижамных брюках, белой рубашке. А тут — генерал!

Растерянный Павел стал заправлять рубашку.

Но генерал улыбнулся:

— А ну, испанский гренадер, показывайся!

Подошел, пожал руку и представил товарища в кителе:

— Привел тебе гостя. Узнаешь?

Спутник генерала, седой человек в кителе, радостно протянул Павлу руки.

— Курт! Старина! — бросился к нему Павел. Начальник санатория попытался придать разговору другой поворот. Кивнув на Павла, шепнул генералу:

— Такое событие, товарищ генерал, можно было бы и того… А? В столовой приготовим.

— Потом, потом! — отмахнулся генерал.

Для разговора они пошли в кабинет начальника. Генерал вспоминал, как он тоже когда-то летал в испанском небе. Может, и на одном фронте где-то были вместе, защищали республику, приобретала опыт войны с фашизмом. Жаль, что Гельмут погиб. И никто долго не знал об этом в Москве.

— Да, мы, друзья Гельмута, поздно об этом услышали, — сказал Курт с сожалением. — Непоправимый удар. Шикзаль… Судьба.