Симфония Бесконечности. Акт 1. Эра отверженных

В отличие от Крогга Кэсседи наслаждался их медленным и вязким продвижением через заросший кустарниками и мхом лес. Он прямо-таки проникался вдыхаемым тёплым воздухом, который скопился под кронами разросшихся деревьев и от этого пах зеленью, раскрывающимися почками и рассеянной пыльцой. Весёлое солнце стройными линиями пробивалось сквозь светло-зелёные листья-паруса и превращало собравшуюся в коре росу в настоящие бриллианты. То тут, то там пролетали крупные насекомые, некоторые из которых напоминали Кэсседи одушевлённые миниатюрные вертолёты, а другие – пропеллерные самолёты. Он не раз читал о флоре и фауне центральной России, но о такой живности в его истёртых книгах не было ни слова, – как видимо, природа не стояла на месте и в отсутствие такого немаловажного параметра как человек, развела настоящий эволюционный бум. Если насекомые превратились в настоящих гигантов, то встретить лося или кабана Кэсседи вообще опасался. Хотя вполне реально, что местные разлапистые комары уже давно пожрали всё, что имело в себе хоть каплю крови: нет, правда, это же просто демоны какие-то – стоит убить одного, при этом измазавшись в его склизких потрохах, как на его место весело прилетала ещё пара-тройка кровопийц. Особенно страдал от этого Горец, который и так был покрыт неким подобием слизи, так ещё теперь к этому прибавлялись размазанные комары и мошки. Да, мошки… Эти тоже надоедали. Не кусались, конечно, но почему-то считали своим долгом постоянно лезть в глаза и уши. Позволить себе идти по полям или же по заброшенным автомобильным шоссе они не могли, – их бы засекли быстрее, чем они прошли пару километров. Так что приходилось терпеть.

Крогг матерился и не подпускал к себе ни одного из членов их экспедиции. Урра относилась ко всему философски и лишь время от времени останавливалась то там, то здесь, чтобы получше рассмотреть какой-нибудь притаившийся в запутанных корнях цветастый гриб или проинспектировать обсыпанный ягодами куст. Свои находки они записывала в бумажный блокнот, мотивировав использование такого архаичного приспособления тем, что мозгоблокноты зачастую неверно интерпретируют факты, – более того, Адамс сомневался, что у неё вообще свой сектор Простора был. Горец вёл себя под стать Кроггу, разве что старался постоянно увиваться либо за Кэсседи, расспрашивая его обо всех деталях операции, либо за Уррой, попутно делая пошловатые намёки, касающиеся её ног. Аллаотт полз по лиственному дёрну довольно уверенно и даже не жалуясь на то, что он постоянно прихватывал за собой мелкие веточки и кусочки мягкого мха. Кэсседи уже давно понял, что мировоззрение живой слизи было чем-то похоже на буддизм или индуизм. Да, в своё время он довольно много времени провёл в Женевской библиотеке, изучая древние верования и культы.

Лес начал потихонечку редеть, выпуская духоту и освобождая место вечерней прохладе. Скоро они вышли на одинокую полянку, в центре которой росла кроткая и даже чем-то ущербная ёлочка, которая своими размерами входила в определённый контраст с гигантскими лесными деревьями. Хотя сама ёлка мало заинтересовала путешественников: Крогг нагнулся и с перекошенным лицом, будто бы говорившим «Я так и знал!», поднял с земли белоснежный человеческий череп, который уже давно лишился хоть какого-либо намёка на плоть.

–. Тут ещё один, – буркнул он, и Кэсседи даже показалось, что от его баса у него за спиной завибрировала листва, – Инопланетный. Кажется, рактоног.

–. Если есть крабьи челюсти, то точно рактоног, – подал голос Горец и тут же прихлопнул очередного комара.

Кэсседи пожал плечами, окинул Крогга недовольным взглядом и продолжил путь вдоль опушки; остальные лишь переглянулись и двинулись за ним. Череп снова упал на землю, дабы напугать следующих встретившимся ему путешественников.