Фрэнки застыл на месте, растерянно моргая. «Да что с ним такое? Я его обидел? Испугал?» — крутились в его голове вопросы без ответов. Потом его взяла досада: вот, значит, благодарность за все, что он сделал для Сида? Мало сделал? Плохо стрелял по «чудикам»? Зря примчался в Зазеркалье? Зря сидел у его постели, сторожил каждый его вздох? Разве можно отдалиться друг от друга после пережитого? Вот так раскрываешь свое сердце, а в ответ слышишь: «У тебя нет мозгов». Видимо, и правда нет, — ведь Фрэнки искренне верил, что для Сида он — не просто ценный помощник, а лучший друг, единственный и незаменимый. А Сид, получается, просто использовал его, терпел подле себя? А как только получит исправленную версию Симфонии, отшвырнет его, будто ненужную вещь. И еще добавит: «Я же обещал».
— Ну и сволочь же ты, Сид Ллойдс! — заключил Фрэнки и пошел к себе, расколотив по дороге вазу. Спящий Брэдли даже не пошевелился.
В оставленной неделю назад комнате царил все тот же беспорядок. Алое предчувствие рассвета слабо освещало разбросанные по полу ноты. Фрэнки постоял у открытого окна, глядя на размытые щупальца еще не проснувшегося солнца, и поймал себя на мысли, что думает о Первом Искажении. Когда все кончится — как это отразится на том мире, в котором он живет? Может, солнце станет зеленым? Может, люди начнут ходить вниз головой? Может, деревья оживут, а вода затвердеет? Ну нет, глупости — если бы мир существенно изменился с приходом Искажений, перемена не осталась бы незамеченной. Хотя в его детстве, кажется, рассветы не были такими насыщенно кровавыми; а, впрочем, много ли он вообще за свою жизнь видел рассветов?
Он отошел от окна, повернулся к кровати и замер: там уже кто-то спал, накрывшись одеялом. Ошибся комнатой? Кого-то из гостей оставили на ночь? Фрэнки осторожно подошел поближе.
Черные волосы разметались по подушке, закрывая лицо спящего, но и так уже было понятно, что это Сид. Кто ж еще: сколько раз за последнюю неделю Фрэнки выпутывал из его волос всякую дрянь! Он испытал невыносимое желание намотать на руку опостылевшую копну и хорошенько врезать ее владельцу.
— Ты совсем умом тронулся, а? — поинтересовался он и тряхнул Сида за плечо. — Надо было меньше пить! Пошел вон отсюда!
Спящий проснулся, повернулся к нему, и тут он понял, что ошибся. В его кровати лежала Сильвия. Она подстриглась, и ее волосы теперь спускались чуть ниже плеч — в точности такая же длина, как у брата.
— Фрэнки? — недоверчиво спросила она и протерла глаза.
Фрэнки покраснел, как помидор.
— Прости, — промямлил он, — опять я тебя с Сидом перепутал! А, да, с днем рождения!
Тут он вспомнил, что оставил подарок в гостиной, залился краской сильнее прежнего и хотел бежать туда, но Сильвия удержала его за руку.
— Я так рада! — сказала она с нежностью, и тут Фрэнки заметил, что в ее глазах блестят слезы. — Так рада, что ты вернулся! Я думала, что ты больше никогда не придешь, поэтому всю неделю спала в твоей комнате. Мне нравилось спать там же, где и ты, я даже представляла, что мы лежим тут вместе. Обнимала подушку, как будто это ты!
«Еще одна Эшли на мою голову!» — растерянно подумал Фрэнки и присел на кровать. Везло же ему на несдержанных девчонок! С одной стороны, неожиданная откровенность Сильвии его напугала, но с другой — теперь он не просто краснел, он пылал, к тому же в голову вслед за ее словами полезли мысли о том, как хорошо бы и правда полежать вместе, в обнимку, а сейчас она в одной ночной рубашке, заспанная, милая, открытая. Нет, сравнивать ее с Эшли — кощунство: разве у Эшли такая же нежная кожа, разве от нее пахло так же приятно, разве ее волосы были такими же гладкими? Фрэнки протянул руку, коснулся послушной черной пряди — и сразу вздрогнул, поморщился. Его пронзило неуместное ощущение, будто он гладит не Сильвию, а Сида.
— Черт, эта прическа! — пробормотал он с досадой. — Зачем ты постриглась? Хотела полного сходства с обожаемым братиком?
— А если и хотела? — спросила она и сникла. — Все равно я всю жизнь просто теряюсь в его тени. Я сегодня поняла одну вещь. Что многие девочки, которых я считала своими подругами, общаются со мной просто для того, чтобы быть поближе к нему. Забавно, да? Он дарит мне свою любовь — и он же забирает у меня любовь других. Твою в том числе. Видишь, ты даже не можешь прикоснуться ко мне, не вспомнив про него. Это ужасно. Это ненормально.
— Что за чушь! Сравнила своих подружек со мной! Ты сама по себе в моих глазах замечательная! Правда! — от всего сердца сказал Фрэнки и взял ее за руку. — Просто я провел слишком много времени с твоим братом, в частности, с его дурацкими волосами. И мне противно видеть, как ты пытаешься стать его копией в юбке. Ты должна быть собой. Только собой и никем больше, понятно тебе? У тебя такие теплые глаза — у тебя одной! Такая… такая мягкая… — он хотел сказать «грудь», но спохватился, застеснялся, отвернулся и добавил сдавленным голосом: — Впрочем, твое дело.