Ранним утром восемнадцатого августа меня разбудили настойчивые звонки в дверь. На пороге стояла Ирина с чемоданом, уставшая и загорелая; на лице у нее была классическая маска путешественника, только что вернувшегося из долгих странствий. «Несомненно, одной Анапой тут не обошлось», – подумал я, глядя на нее.
– Мороз и солнце, день чудестен, а ты храпишь, мой друг прелестен! – нагло и весело заявила Ирина. – Ну пусти уже меня, и накорми, я страшно устала, только что прилетела, даже еще дома не была.
Она с аппетитом ела, шутила и вела себя так, как будто в последний раз мы виделись только вчера; я старался подавить в себе обиду и также делать вид, что все прекрасно и замечательно. Наверное, это получалось у меня недостаточно правдоподобно, потому что, посреди рассказа о своих пляжных буднях, она вдруг замолчала, потупилась, посерьезнела, и после паузы заявила:
– Похоже, ты хочешь, чтобы я объяснилась с тобой прямо сейчас, но я бы предпочла отложить разговор на конец сентября. Так будет лучше, Яков.
– Да пожалуйста, как пожелаешь. Спасибо, что зашла. Нет проблем, можешь исчезнуть еще хоть на три месяца, и твои объяснения мне нужны только если они нужны тебе самой. Не хочешь, не объясняйся. Меня все устраивает, и я ни на что не претендую.
– Понимаю. Слушай, Яков, я не сволочь. Мне не наплевать на твои чувства, как ты, наверное, обо мне думаешь. Ты же видишь, я как прилетела – первым делом к тебе. Но ты наверняка не можешь не догадываться, что я не вполне свободна сейчас, и не готова пока дать волю тем чувствам, которые у меня есть к тебе. А они есть, поверь мне. Не спрашивай меня, что и как, и где я была. Могу тебе твердо пообещать лишь одно – я сообщу тебе нечто важное в конце сентября, и это будет для тебя облегчением в любом случае. А теперь уложи меня, пожалуйста, спать куда-нибудь. Я с ног валюсь от усталости.
В сентябре начался новый учебный год, я с размаху углубился в работу, и с Ириной виделся нечасто и накоротке – нам было тяжело разговаривать друг с другом; оба мы ждали того, уже близкого, момента, когда все прояснится. В один из сентябрьских дней я встретил на университетской набережной Савелия, мы прогулялись вместе вдоль Невы и обменялись новостями.
– Скажи, Савелий, за что она его любит, этого Сергея? Они ведь совершенно разные. Он, кажется, не слишком интеллектуальная личность? – спросил я.
– Он полный дебил и мерзавец. А любит она его за красоту! За блестящий офицерский мундир, за звездочки на погонах – вот за что! Хоть стой, хоть падай!
– Да, удивительно, кто бы мог подумать. Слушай, Савелий, а расскажи-ка мне что-нибудь из легенд про твоего древнего предка, может быть, еще какой-нибудь его сон?
– Сон Швелия? Да зачем он вам? Я вот, Яков Семенович, сам только что расстался с подругой, и меня каждую ночь мучает один и тот же сон о ней. Давайте, я вам лучше его расскажу.
– Давай!
– Мне все время снится вот что: я иду куда-то по делам, тороплюсь, и на Большой Конюшенной выхожу на какую-то площадку, где стоит деревянная будка. Возле будки натянута ширма, а за ширмой голос приглашает на шоу одного актера под названием «Я – фашист». А вокруг проливной дождь, холод, и ни одной живой души. Я думаю: «что за чушь» и хочу идти дальше, но вдруг на площадке появляется девушка, хрупкая такая, тонкая, черноволосая, в облегающем платье. Она говорит мне: «А милиция нас не застукает за этим шоу? Я одна боюсь, пойдемте, пожалуйста, со мной на это представление». Я беру ее за руку и мы заходим в будку – там только мы вдвоем и актер. Шоу какое-то скомканное, проходит за секунду, а в конце артист говорит: «Я – бродячий актер». «А зачем же вы бродяжничаете?» – спрашивает девушка. «А что, лучше жить в каменной клетке на седьмом этаже и ходить каждый день на бессмысленную работу?» – отвечает он. Вот такой сон, на этом месте я всегда просыпаюсь. И так – каждую ночь.
– Ты с этой девушкой только что расстался?
– Да. Но познакомились мы совершенно не так. Ума не приложу, почему мне это снится.
Еще через несколько дней Ирина сообщила мне о своем решении. В момент оглашения приговора я чувствовал, что кто-то сверху бросает монетку, и мне сейчас может выпасть орел или решка, и действительно, что бы ни выпало – это станет для меня огромным облегчением.
– Яков, вот в чем дело. Я только что рассталась наконец с человеком, с которым долгие годы была в связи. Я послала его ко всем чертям. Поэтому, Яков, если ты можешь меня простить, и если я еще нужна тебе – то вот, решение теперь за тобой. Я наконец свободна и хочу быть с тобой.
С того дня мы постепенно начали сближаться с Ириной по-настоящему, она не рассказывала мне о Сергее, но в остальном была совершенно открыта и откровенна со мной, как и подобает любимой подруге. Близость между нами, такая долгожданная, была настолько хороша, что мы в течение целого месяца совершенно утонули в ней; Ирина жила у меня и выбиралась к маме лишь по выходным. Оба мы светились той осенью от счастья, а Светлана Юрьевна и Савелий называли нас не иначе как женихом и невестой.