Симонов и Цапля

Для того, чтобы играть с судьбой и с Финой по-честному, я положил себе срок отсутствия – двадцать два года. Я наказал себе не писать Фине писем и напрочь исчезнуть из ее жизни, но спустя вышеуказанный срок вернуться и под видом своего сына вновь завести знакомство с ней. Так и только так, и как сказано – так и сделано. Я уехал из Рима и в течение двадцати двух лет путешествовал по свету. Я навестил Армению, впервые побывал в Скифии, а остаток своего срока провел в Аравии, где выучил местный язык, познакомился с несколькими выдающимися поэтами и математиками, и окунулся в Магометанство. В Аравии я приобрел странную привычку сопровождать похороны – на площадях перед мечетями ежедневно объявляли, когда, где и кого будут хоронить, и я не упускал возможности присутствовать на этих церемониях. На похоронах я получал истинное удовольствие, представляя себя на месте умершего, и крепко пристрастился к такому времяпрепровождению – похожие ощущения я мог испытать разве что при курении опия. Из Аравии я несколько раз путешествовал на греческие острова, провел пару месяцев на Филостратовом пляже на Лемносе и встретился там с моими неизменными морскими черепахами. Я видел, что они знали меня, а у старейшей из них я обнаружил на крыле железную скрепку, вставленную мной около трехсот лет назад на Собачьих островах. Тогда эта черепаха была еще ребенком, и всю свою невероятно длинную жизнь она провела с этой скрепкой. Я снял железяку с ее крыла и как будто увидел в ее глазах благодарность – теперь она могла позволить себе спокойно умереть в бездонных пучинах океана. Впрочем, это ее выражение глаз наверняка просто почудилось мне – Филостратов пляж, где абсолюютно ничего не изменилось с древности, вообще наводил на меня меланхолическое и поэтическое настроение, я окунался на нем в сладкий эфир остановившегося времени.

Вернувшись в положенное время в Рим, я узнал, что Фина год тому назад овдовела и переехала обратно в тот самый дом, где я оставил ее. Ходили слухи, что ее муж, чиновник местного казначейства, был осужден за кражу, не смог перенести позора и наложил на себя руки в тюрьме. Одним погожим апрельским вечером я явился к Фине домой.

– Ты? Боже мой, Бен-Шимон, это ты! Заходи же скорее, – она была неподдельно счастлива моему появлению и повисла у меня на шее, чем привела меня в немалое смущение – такой горячей встречи я все-таки не ожидал.

– Вообще-то я его сын, госпожа Фина, – начал я, – и отец просил меня…

– Сын? А, ну конечно, сын. Ладно, сын, ты голодный? Сейчас будем ужинать и ты все расскажешь.

Фина хлопотала вокруг меня, смотрела во все глаза и искала повода прикоснуться ко мне, а я изображал стеснение и шутил, что я не призрак, никуда не пропаду, и что вообще мне странно видеть такое поведение незнакомой женщины. Наконец она успокоилась и даже помрачнела; мы уселись за ужин – было что-то домашнее, римское, с легким белым вином. Я наверняка не узнал бы Фину на улице – слишком сильно она изменилась с подростковых времен. Она была теперь не то чтобы красива, но скорее миловидна, стройна и в целом выглядела типичной состоятельной римлянкой последних десятилетий. Лишь глубокие, ясные бабушкины глаза, светло серые, умные, остались в ней от той тихой и нескладной девочки, которая когда-то играла в святого Христофора и любила наряжаться в его голову.

– Почему ты не писал мне, Бен-Шимон? – начала она разговор после некоторого молчания.

– Вы хотите спросить, почему мой отец не писал вам, госпожа Фина?

– Госпожа Фина, госпожа Фина, – передразнила она меня. – Ладно, будь по твоему, госпожа Фина желает знать, почему Бен-Шимон не писал ей.

– Это надо было бы спросить у отца, но, к сожалению, он умер год назад и перед смертью просил навестить вас и извиниться за его отсутствие и молчание.

– И как же вас зовут, сын Бен-Шимона, столь поразительно похожий на своего отца? – с раздражением и сарказмом в голосе спросила она.

– Меня зовут Валентин, я родился и вырос в Кордубе, а в Риме был лишь раз, давным давно, маленьким ребенком.

– Я помню, он говорил мне, что уезжает к сыну. Ну что-ж, Валентин, добро пожаловать. Завтра вечером я думала прокатиться на холмы Марчильяны, там сейчас все цветет, погода прекрасная – поедемте вместе?

Мы стали встречаться с Финой, проводили много времени на природе, виделись с несколькими нашими бывшими товарищами по банде, с которыми Фина до сих пор поддерживала отношения. Мне было безумно тяжело играть роль сына, но увы – другого выхода у меня не было. Я с ужасом и счастьем видел, что Фина любит меня. Сильно и страстно. То, что я запланировал, о чем мечтал, свершилось невероятно легко, далось мне по приезду без всяких усилий – это пугало меня, казалось неестественным. Фина искала все большей близости со мной и уже через две недели наших встреч мы провели вместе ночь.