Симонов и Цапля

Николя говорил запальчиво, самоуверенно, с чувством какого-то брезгливого превосходства, подобно тому, как фанатик, обретший истину, отмахивается от докучающих ему любопытных, расспрашивающих об этой истине, покушающихся на нее.

– Ну, положим, и человек, если будет двигаться вперед бесконечно долго, то в конце концов достигнет бесконечности, – вступил в полемику Джон.

– Это вам ваша человеческая интуиция так подсказывает, дорогой Джон? А вот математике нет никакого дела до человеческой или Божьей интуиции, и она может совершенно строго доказать, что вы не правы.

– Как не прав? Если идти бесконечно долго в одном направлении, не достигнешь бесконечности? – очень почтительно, не обращая внимания на тон своего французского приятеля, спросил Джон.

– Именно так, дорогой Джон. Все зависит от того, как идти. Вот, к примеру, вы сделали первый шаг. Если потом с каждым следующим шагом уменьшать длину шага на один процент от предыдущего, то можно идти бесконечно, и все время двигаться вперед, но больше ста шагов не пройдешь.

– Вы, уважаемый монсеньор, изволите шутить и насмехаться над нами, пользуясь нашей, как вам кажется, неспособностью проверить ваши утверждения? Но Джон – талантливый математик, да и я сам тоже когда-то занимался геометрией, и мы сможем вывести вас на чистую воду! – воскликнул я, не в силах сдержать возмущения от такой высокомерной и, кажется, не выдерживающей никакой критики, речи француза.

– Нисколько я не шучу, и не имею намерений насмехаться над вами, – холодно отвечал Николя.

Однако повисшая затем небольшая пауза в разговоре, по-видимому, предоставила нашему французскому визави возможность опомниться и осознать, что он обращается с нами несколько заносчиво. Джон не решался просить об объяснениях идей Николя, хотя было видно, что он очень желал этих объяснений. Взглянув пару раз на своего озадаченного друга, Николя вдруг улыбнулся, смягчился, и предложил нам пройти в дом, в его кабинет, и убедиться во всем самим. В течение следующего часа он показывал нам свои вычисления и чертежи; Джон был в восторге и, кажется, все понял, я же пребывал в недоумении и не мог решить, водит ли виртуозный француз нас за нос или же он действительно искренен с нами и прав в своих вычислениях.

– В общем, вы хотите сказать, что если шаг бесконечно уменьшается, то сколько шагов ни делай, вскоре начнешь топтаться на месте? – попытался подытожить Джон по окончании лекции Николя.

– Все дело в том, как именно уменьшается шаг, дружище! Как именно – вот в чем вопрос. Шаг может постоянно уменьшаться, и весьма значительно, но при этом все равно достигнешь бесконечности. Это еще пару веков назад доказал мой тезка Николя Орезм из Нормандии. Однако в моем примере с процентами шаг уменьшается настолько значительно, что за бесконечное время пройдешь лишь сто шагов.

– Да, в этом случае движение замедляется так стремительно, что скорее идешь вглубь одной точки, чем двигаешься вперед.

– Точно так, дорогой Джон, – подтвердил Николя.

– Насколько же значительно должен уменьшаться шаг, чтобы пройденное расстояние становилось конечным? – спросил я.

Николя скорчил гримасу сомнения и пожал плечами. Со вздохом он приоткрыл стеклянную дверцу буфета, достал три бокала и начатую бутылку розового прованского вина.

– Если бы я знал ответ на ваш вопрос! – печально проговорил он. – Если бы я знал! Я ищу ответ уже долгие годы, но чем дольше я ищу, тем более недостижимым кажется мне решение. Математика свои секреты, знаете ли, бережет. Нужно очень сильно угодить ей, посвятить ей лучшие годы, чтобы она снизошла и приоткрыла свои тайны. Есть, конечно, один метод, который помог бы в данном вопросе, но целой жизни не хватит, чтобы нащупать решение этим методом.

– А сколько жизней хватит? – спросил я.

– Сколько жизней? – удивился Николя. – Вы задаете странный вопрос. Не знаю. Может, десять, а может и сто. Вряд ли мне удастся найти таких учеников, которые захотят потратить свои жизни на это дело.

– Несомненно, не найдете, – твердо произнес я.

«Нет уж, с меня довольно, я на такое никогда уже не решусь», – с ужасом подумал я, и воспоминания о последних сорока годах поиска Архимедова числа нахлынули на меня, пронзили насквозь и в секунду исчезли, оставив после себя на коже тот прерывистый озноб, что донимал меня долгими дождливыми зимами на Лемносе в середине четвертого века. Этот удивительный озноб, вдруг скакнувший на мою кожу из бездонных глубин прошлого, убийственно надежно свидетельствовал, что те события на Лемносе действительно происходили когда-то со мной самим, а не приснились мне и не были прочитаны мной в каком-нибудь сборнике арабских сказок.