Читаем Синдик полностью

Чарлз извади скъсания щифт от предавателната кутия и го замени. Блокирал двигател, помисли си презрително. Офицер, а не може да определи дали двигателят е наред. Ако някога успея да се измъкна от тук, ние ще ги изтрием от лицето на земята — или по-вероятно просто да ги отървем от техните тъпи социократи и конституционисти. Останалите може и да са по-нормални. С изключение на тези копелета, гвардейците, разбира се. Лоша работа. Да се надяваме, че ще се изтрепят взаимно.

Нещо погъделичка кръста му. Посегна да го отстрани и усети студенината на метал.

— Обърни се бавно, или ще те заколя като свиня — изръмжа басов глас.

Той се подчини. Хладният метал, опрян сега в гърдите му, беше острие на копие с формата на листо. Държеше го червенокос, червенобрад, широкоплещест гигант, чиито синьо-зелени очи бяха студени като смъртта.

— Завържи го — каза някой. Друг полугол мъж изви китките му зад гърба и ги свърза с въже.

— Спъни му краката — гласът беше женски. Някакво въже или сухожилие беше завързано около глезените му; между двата края оставаха свободни 50–60 сантиметра. Той можеше да ходи, но не и да тича. Гигантът отдръпна копието си и отстъпи настрана.

Първото нещо, което Чарлз видя, беше че лейтенант Ван Делен от Североамериканската флота беше спасен завинаги от своите съмнения и терзания. Бяха го проболи и заковали към земята, докато спеше. Чарлз се надяваше поне да не е усетил болка. Сигурно беше така. Силата на удара на широкото острие на копието трябва да е била страхотна. Второто което видя, беше гъвкаво и буйно момиче на около двадесет години. То нежно извади животинския череп от косата на мъртвата вещица и го привърза към червенокосата си глава. Това явно бе религиозен акт с голямо значение, ако се съди по въздействието което оказа върху шестимата диваци. В момента когато постави черепа на главата си, те инстинктивно се отместиха крачка-две, и сведоха глави към нея. Без съмнение тя вече беше на власт.

Вещица, помисли си Орсино. „Било е тайно движение, докато не са започнали размириците… Мръсна работа… човешки жертвоприношения два пъти годишно.“

Момичето се приближи към него и, както при завъртане на калейдоскоп, групата се разпадна и образува нова фигура. В центъра й отново бе тя. Чарлз си помисли, че никога не бе виждал лице, върху което така ясно да е изписано съзнанието за собствената му власт. Дребен, незначителен владетел на варварско племе, тя се държеше, като че ли беше императрица на вселената. Дори едрата сива въшка, която пълзеше от косата към челото й, не можеше да развали това впечатление. Носеше омазаната животинска кожа, като че ли беше царствен плащ. Това допълваше лудостта или безграничната религиозна власт. А очите й не бяха очи на луда.

— Ей, ти — студено каза тя, — как са джипът и картечниците? Могат ли да се използват?

Той се засмя нервно на тези думи, излезли от устата на принцеса от каменната ера. Вдигнатото копие го отрезви моментално.

— Да — отвърна, — да, госпожице.

— Покажи на хората ми как работят — каза момичето и клекна на тревата.

— Моля, но може ли преди това да получа нещо за ядене?

Тя кимна безразлично и един от мъжете препусна през храсталака.

* * *

С развързани ръце и лице, омазано с лойта от парчето еленско месо, което бе изял, Чарлз посвети деня на обучението на шестимата диваци в конструкцията, частите, поддръжката и работата с джипа и 50-калибровата картечница.

Те учеха без капчица любопитство. Със същия успех би могъл да им каже, че в пълнителя има малки зелени човечета, които се разгневяват, когато ги закачат със спусъка, и изритват куршумите с малките си крака. Горе-долу се научиха да палят, управляват и спират джипа. Горе-долу се научиха да зареждат, да се целят и стрелят с картечницата.

По време на уроците момичето седеше абсолютно неподвижно, първо на сянка, след това припичайки се на слънце, след това отново на сянка. Но слушаше през цялото време. Накрая каза:

— Повтаряш им едно и също. Това ли е всичко?

Чарлз забеляза, че копието беше насочено към ребрата му.

— Има още много — забързано отвърна. — Но ще ни трябват месеци, за да го научат.

— Сега те могат да си служат с колата и картечницата. Какво повече трябва да знаят?

— Ами, какво трябва да направят, ако нещо се повреди.

Тя каза с вид на опитен професионалист:

— Когато нещо се повреди, се започва отначало. Това е всичко, което може да се направи. Когато приготвям смъртоносно вино за остриетата на копията и то не убива, то е защото нещо не е било както трябва — или дума, или знак, или ненавреме откъснато растение. Единственото, което може да се направи тогава, е да се приготви отново отровата. С натрупването на опит човек започва да прави по-малко грешки. Така ще бъде и с мъжете, когато работят с джипа или картечниците.

Тя кимна незабележимо към един от воините и той вдигна копието си.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Радуга в небе
Радуга в небе

Произведения выдающегося английского писателя Дэвида Герберта Лоуренса — романы, повести, путевые очерки и эссе — составляют неотъемлемую часть литературы XX века. В настоящее собрание сочинений включены как всемирно известные романы, так и издающиеся впервые на русском языке. В четвертый том вошел роман «Радуга в небе», который публикуется в новом переводе. Осознать степень подлинного новаторства «Радуги» соотечественникам Д. Г. Лоуренса довелось лишь спустя десятилетия. Упорное неприятие романа британской критикой смог поколебать лишь Фрэнк Реймонд Ливис, напечатавший в середине века ряд содержательных статей о «Радуге» на страницах литературного журнала «Скрутини»; позднее это произведение заняло видное место в его монографии «Д. Г. Лоуренс-романист». На рубеже 1900-х по обе стороны Атлантики происходит знаменательная переоценка романа; в 1970−1980-е годы «Радугу», наряду с ее тематическим продолжением — романом «Влюбленные женщины», единодушно признают шедевром лоуренсовской прозы.

Дэвид Герберт Лоуренс

Проза / Классическая проза
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза
Отчий дом
Отчий дом

С творчеством Евгения Николаевича Чирикова (1864—1932), «писателем чеховского типа», как оценивали его современники, нынешний читатель смог познакомиться лишь недавно. Имя художника, не принявшего Октябрь 1917 г. и вынужденного эмигрировать, в советское время замалчивалось, его книги практически не издавались. В своем самом масштабном произведении, хронике-эпопее «Отчий дом», автор воссоздает панораму общественной, политической и духовной жизни России последних десятилетий XIX и начала XX столетия. Эта книга заметно выделяется среди произведений схожей тематики других литераторов Русского зарубежья. В течение многих лет писатель готовил исчерпывающий ответ на вопрос о том, что же привело Россию к пропасти, почему в основание ее будущего были положены тела невинных, а скрепили этот фундамент обман и предательство новоявленных пророков?

Евгений Николаевич Чириков

Классическая проза