Читаем Синдик полностью

— Те ще ги видят, когато запалят фенерите, и ще се уплашат. Естествено аз не зная как точно се прави това, но и те не знаят, че аз не знам. Това ще ги забави. Ако тя излезе от колибата си — а може и да не излезе — ще разбере, че пръчките нямат магическа сила и ще изпрати мъжете след нас. Но ние вече ще сме далече. Чарлз, сигурен ли си, че не мога да направя експлозията? Ух, да, виждам, че си сигурен. Може би ще мога да направя една, когато пристигнем в Ню Портсмут?

Беше толкова тихо, че той едвам издържаше. С трескаво нетърпение разрови скривалищата с барута и месото. Под пясъка почвата беше тлъста и глинеста. Направи плитък канал към дънерите, които бе решил да взриви, и в основата им изкопа дупка в глината. Пренесе с шепи барута от скривалището и го изсипа в дупката. Бомбата беше готова. Покри я с глина и плоски камъни от огнището. Въгленчето все още тлееше и той разпали огъня с клонки.

Детето, което вече се бе върнало, прошепна:

— Чарлз?

— Тук съм. Готова ли си вече?

— Напълно. Хайде да направим експлозията.

Той взе останалия барут и внимателно направи пътечка по канала до бомбата. Сви се на топка и подхвърли горяща клонка върху черната линия, която пресичаше белия пясък по пода.

Взривът като че разбуди целия свят. Кенеди подскочи скимтейки и хиляди птици се събудиха с писък. Чарлз усети задушаващия го дим по-силно от шума. Събра разпръснатите парчета еленско месо и се втурна през зейналия в стената отвор. По главата му се посипа пепел; беше съборил някакви отломки. Една ръка го хвана — една малка ръка.

— Не се отпускай — каза гласът на Марта някъде отдалече. — Хайде, бързо! Човече, експлозията беше фантастична!

Тя го помъкна през дървета и храсталаците — много бързо. Доколкото се осланяше на нея, не се спъна нито веднъж, нито пък се натъкна на дърво. Смутен от тази зависимост, се отскубна от ръката й но бързо осъзна грешката си и отново се хвана за нея. Сети се за копиеносците, които се опитваха да ги следват слепешком в тъмнината и се усмихна.

Бягството им към брега продължи с нечовешко темпо. За двадесет и четири часа спираха единствено за да изядат дажбата си или за да пийнат вода от потока. Чарлз продължаваше да тича, само защото беше немислимо да позволи едно десетгодишно момиче да го превъзхожда по издръжливост. И двамата заплатиха тежко за убийствената скорост, която поддържаха. Лицето на детето заприлича на череп. Очите му се зачервиха, а устните му изсъхнаха и се напукаха. Докато си проправяха път през един покрит с къпини склон той задъхано попита,

— Как го правиш? Дали някога ще свърши?

— Скоро ще свърши — увери го тя. — Знаеш ли, че се движим три пъти по-бързо от тях?

Той само поклати глава.

Тя я погледна втренчено с горящите си зачервени очи.

— Не е толкова трудно — продължи момичето. — На теб ти е трудно, защото червата ти са пълни с отрова, затова.

— Наистина ли?

Тя се захили лукаво и издекламира нещо, което той не разбра:

А щом навърши девет пъти по тринадесет луни,ще вдигне чашата със смъртоносно вино дъщерята.И ще измине в бяг три левги път, по три —през хълмовете, долините и гората…

И добави като нещо безспорно:

— Последна година. Доказано е, че имам мощта на богинята. Малко потичахме, а ти се скапа. Тази година ще мина изпитанието — седмица гладуване и преследване на елен със седем разклонения на рогата.

Чарлз си помисли, че мощта на богинята е доста скъпа, щом за нея трябва да се плати такава цена. Вече не знаеше ден ли е, нощ ли е, когато стигнаха до върха на един хълм и пред очите им се появи морето. Момичето задъхано извика:

— Трябва веднага да отплаваме. Тя няма да ги накара да продължават нататък. Луда е, но не е глупава.

Детето се строполи. Чарлз се свлече до нея, обхванат от паника. Провери пулса й и реши, че просто е заспала на място. След миг и той спеше.

Събуди се от чудна миризма, достигаща до ноздрите му. Измъчван от глад, проследи откъде идва. Погледът му се плъзна надолу по склона на хълма до любопитно скално образувание. Върху два вертикални каменни блока бе поставен поставен напреко трети, който образуваше гръцката буква „пи“ и почти изяло беше покрит с пръст и трева. Би могъл да се разрови из паметта си и да си спомни, че това е древен погребален долмен, но гладът не му позволяваше да мисли за нищо.

Марта се беше привела над огъня, в който се нагряваха няколко камъка. До нея имаше груба съдина от кора, омазана с глина. Докато я наблюдаваше, тя повдигна един, нагорещен до червено, камък с две пръчки и го пусна в съдината. Водата кипна и продължи да ври учудващо дълго време. От нея се носеше ароматът.

— Закуска? — невярващо запита Чарлз.

— Задушено заешко — отвърна момичето. — Много пътеки, много лико, много млади зелени клони. Направих примки. Два жилави стари заека се варят от един час.

Оглозгаха месото до кокалите в мълчание. Накрая каза:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Радуга в небе
Радуга в небе

Произведения выдающегося английского писателя Дэвида Герберта Лоуренса — романы, повести, путевые очерки и эссе — составляют неотъемлемую часть литературы XX века. В настоящее собрание сочинений включены как всемирно известные романы, так и издающиеся впервые на русском языке. В четвертый том вошел роман «Радуга в небе», который публикуется в новом переводе. Осознать степень подлинного новаторства «Радуги» соотечественникам Д. Г. Лоуренса довелось лишь спустя десятилетия. Упорное неприятие романа британской критикой смог поколебать лишь Фрэнк Реймонд Ливис, напечатавший в середине века ряд содержательных статей о «Радуге» на страницах литературного журнала «Скрутини»; позднее это произведение заняло видное место в его монографии «Д. Г. Лоуренс-романист». На рубеже 1900-х по обе стороны Атлантики происходит знаменательная переоценка романа; в 1970−1980-е годы «Радугу», наряду с ее тематическим продолжением — романом «Влюбленные женщины», единодушно признают шедевром лоуренсовской прозы.

Дэвид Герберт Лоуренс

Проза / Классическая проза
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза
Отчий дом
Отчий дом

С творчеством Евгения Николаевича Чирикова (1864—1932), «писателем чеховского типа», как оценивали его современники, нынешний читатель смог познакомиться лишь недавно. Имя художника, не принявшего Октябрь 1917 г. и вынужденного эмигрировать, в советское время замалчивалось, его книги практически не издавались. В своем самом масштабном произведении, хронике-эпопее «Отчий дом», автор воссоздает панораму общественной, политической и духовной жизни России последних десятилетий XIX и начала XX столетия. Эта книга заметно выделяется среди произведений схожей тематики других литераторов Русского зарубежья. В течение многих лет писатель готовил исчерпывающий ответ на вопрос о том, что же привело Россию к пропасти, почему в основание ее будущего были положены тела невинных, а скрепили этот фундамент обман и предательство новоявленных пророков?

Евгений Николаевич Чириков

Классическая проза