Читаем Синее железо полностью

Ли Лин и хунну отправились восвояси на третий день, увозя с собой богатые подарки. Старейшины тоже разошлись по домам, но лишь поздним вечером. Многие из них были расстроены. Праздник закончился вовсе не весело – неожиданным и крутым разговором с асо.

Ант Бельгутай вдруг потребовал, чтобы каждый род в течение месяца внес в казну налог за год вперед: деньгами, пушниной и лошадьми.

— Такое случалось только в войну, – возмутились старейшины. – В мирное время твой отец, да будет его имя бессмертно, никогда этого не делал.

На асо со всех сторон посыпались упреки:

– Мало тебе золота, которое привезли данники?

— Видно, мало, чтобы заткнуть глотку шаньюю!

— А не отдать ли хунну последние штаны?!

И тут прозвучали два слова, заставившие всех испуганно умолкнуть:

— Хуннуский выкормыш!

Лицо юного асо побелело. Отыскав глазами обидчика, он сказал:

— Ты мой гость, Угабар, а обычай предков не велит мне обнажать меч в собственном доме. Мы встретимся завтра.

Ант повернулся к старейшинам:

— Кто не внесет налогов вовремя, будет защищаться от набегов соседей своими силами. Думаю, азы, бома и кимаки, узнав об этом, не упустят случая. И тогда вам придется заплатить за скупость не одним только золотом... Поймите наконец, что для нас дорог каждый месяц передышки. Кузницы работают полным ходом, но оружия еще мало. Едва мы поднимем голову, шаньюй заключит мир с Китаем и бросит сюда двухсоттысячное войско. Чтобы выстоять против него, мы должны посадить на коня всех мужчин, способных держать меч. Если хунну разобьют нас снова, мы больше не встанем. Они обратят страну в залитую кровью пустыню. Я говорю так потому, что знаю шаньюя.

Угрожающий тон Анта подействовал. Старейшины еще немного поупрямились, поворчали, но решительных возражений больше не было.

В комнате остались Ант, старый Анаур и Артай. Анаур заговорил первым:

— Ты вел себя безрассудно, асо. Ты не смеешь рисковать собой и принимать вызов любого задиры, словно простой воин. Если тебя убьют, в стране начнется разброд.

— Он поступил правильно, – возразил Артай. – Такие оскорбления смываются только кровью. Как старший брат, я имею право выступить в поединке Анта. Так говорит обычай.

— О каком поединке вы толкуете? – раздался вдруг голос, и мужчины увидели в дверях Альмагуль.

Она была одета в легкий голубой плащ, стянутый на груди стреловидными заколками; в ушах при каждом движении вспыхивали змейчатые серьги с алыми камешками, а светло–русые волосы, заплетенные в несколько кос, сбегали по плечам до бедер. Быстрыми шагами девушка подошла к Анту и взяла его за руку:

- Ты хочешь драться? С кем?

- Драться буду я, – сказал Артай.

Ант спокойно поглядел на побратима и покачал головой:

- Я не калека и не ребенок. Ты хочешь, чтобы меня сочли трусом?

- Угабар старше тебя на семь лет. Обычай говорит ...

- Оставь обычай в покое. Анаур, распорядись, чтобы утром приготовили и промяли вороного.

Ант повернулся и пошел к двери. Оставшиеся проводили его взглядами, полными тревоги.

* * *

Всадники съехались за городищем, на приречном лугу, спозаранку расчищенном от снега. Народу собралось немного: родственники и друзья бойцов и четверо старейшин, обязанных следить за правилами поединка.

Согласно обычаю, каждая сторона имела право выбрать себе оружие для дальнего и рукопашного боя.

Угабар вымахнул на поле первым. На нем были латы и шлем китайской работы, у пояса висел меч, а поперек седла ле­жало длинное и толстое копье. Рослый, свирепого обличья конь плясал под седоком, словно ступал по тлеющим угольям. Лицо Угабара, в опушке заиндевелой бородки, было розовым и весе­лым.

Через минуту выехал и Ант, одетый поверх мехового каф­тана в легкую пластинчатую кольчугу. В правой руке асо сжимал рукоять бича из крученой воловьей кожи. Бич, длиною в пять локтей, имел на конце оловянный шар размером с кулак. Это было любимое оружие старого Бельгутая, которым он научил владеть и своего сына. С такими бичами они всегда выезжали на конную облавную охоту в степи.

Один из старейшин ударил в бубен, и противники разъ­ехались в разные стороны поля. Затем прозвучали еще три удара и громкий выкрик:

- Бей!

Сдерживая коней, всадники стали сближаться. Ант мед­ленно раскручивал над головой свой бич и не сводил глаз с копья, которое уже покачивалось в руке Угабара. Наконечник копья сверкал изморозью и казался плоской головой змеи, готовой к нападению.

Поединок был коротким и стремительным. Когда Угабар с силой занес руку для броска, Ант поднял вороного жеребца на дыбы и, перегнувшись всем телом, послал по сниженному кругу свой смертоносный шар.

Угабар не промахнулся, и Ант почувствовал, как дрогнул и рванулся под ним жеребец, раненный в горло. И в тот же миг вместе с хрипом коня все услышали звонкий лязг металла. Угабар взмахнул руками, словно пытаясь ухватиться за неви­димый канат, и тихо сполз с седла вниз головой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза