Синее железо

- Что ты намерен предпринять? – спросил Ли Лин, мрач­но разглядывая стоявшую перед ним статуэтку богини Гуань–инь – покровительницы моряков и путешественников. Брон­зовая богиня сидела на лепестке лотоса, прижимая к груди большеротого младенца. Ребенок смеялся.

Ли Лин поднял глаза на Анта и повторил свой вопрос. Асо пожал плечами.

- Дань я собрал и отправил, князь, охранять же ее надо было ему, – ой кивнул на Этрука. – Так чего вы от меня хотите? Еще одного каравана? Чтобы...

- Нападение произошло в твоих владениях, асо, – гневно перебил Этрук. – Ты должен потребовать у азов вернуть на­грабленное, а если они откажутся, то объявить им войну!

- Мне нечем воевать. Я собрал все оружие, какое нашлось в стране.

- Это неправда!

- Даже если это неправда, – Ант усмехнулся, – воевать я не буду. Пусть шаньюй сам накажет своих бывших союзников!

Разговор закончился угрозой Этрука немедленно поехать в Орду и обвинить асо в измене...

«Что толку затеять сейчас войну с азами? – думал дорогой Ант. – Конечно, есть удобный предлог отплатить им за пре­дательство в Красном ущелье. Раздавить их насмерть силы хватит, но какой ценой? Наша грызня будет только на руку хунну. Да и караван этим не вернешь, потому что он не у горцев».

Ант был почти уверен, что Угабар не отдаст его азам. Переполненный тяжелыми мыслями, асо въехал в городище. Было уже за полночь; в замерзших лужах отсвечивала луна, и комья грязи поскрипывали под копытами коня. Где-то за темными дворами выла собака.

У детинца Анта окликнула стража. Узнав асо, воины молча пропустили его в ворота. В доме, в комнате Альмагуль, горел светильник. Заслышав шаги брата, девушка вышла ему навстречу.

- Зачем ты по ночам ездишь один? – с упреком спросила она.

Ант улыбнулся и погладил ее по щеке.

- Ты почему не спишь?

- Потому и не сплю, что боюсь за тебя. И мама не спит. И Артай тоже.

- Артай тоже, – задумчиво повторил Ант и искоса по­смотрел на сестру. – Когда же у вас свадьба?

Альмагуль опустила голову.

- Значит, скоро. – Он засмеялся и пошел к себе.

- Тебя ждут, я забыла сказать! – крикнула вслед сестра.

Ждал его... Угабар.

- Это ты? – снимая шерстяной плащ, спросил асо. Вопрос прозвучал так, словно они вчера уговорились о встрече. – Жал­ко, что не убил тебя.

Угабар подошел и остановился против асо.

- Я пришел просить, чтобы ты забыл мои несправедливые слова. Твой побратим не хотел впустить меня, я унижался, но... не это главное. Я понял, Ант, что ссориться нам нельзя, когда в опасности свобода динлинов.

- И потому ты разграбил караван? Чтобы хунну как можно скорее начали вытаптывать наши поля?! – Асо скрип­нул зубами и, не сдержавшись, закричал: – Так знай, Угабар, ты добился этого! Войны теперь не избежать, а мы не готовы к ней!

- Успокойся, асо. Ведь я отвел подозрение, мне не хоте­лось отдавать в руки врагов такое богатство. Караван сейчас в надежном месте, из него не пропало ни одной монеты. С аза­ми я расплатился зерном из собственных запасов.

Угабар говорил тихим, виноватым голосом, и Ант понемногу стал остывать.

- Караван придется вернуть, – поколебавшись, решил он. – Хунну скажем, что мы пригрозили азам набегом и они испугались.

- Поступай так, как считаешь нужным, – поспешно сказал Угабар. – Завтра караван будет в городище.

- Хорошо. Иди.

- Ты прощаешь меня, Ант?

Вместо ответа асо снял со стены клинок с клеймом Бельгутаева рода – крылатым оленем – и молча протянул Угабару[94]. Он хотел добавить несколько дружеских слов, но не смог пересилить себя: сердце все еще кипело гневом, и вождь динлинов боролся в нем с оскорбленным человеком. Угабар понял это и, поцеловав меч, ушел.

«Может быть, он приходил, испугавшись расправы? Ведь он понял, что Артай узнал его, – мелькнула вдруг нехорошая догадка, но асо тут же отбросил ее: – Угабар переступил через свою гордость не потому. Трусом его не назовешь».

Укладываясь спать, Ант обдумывал завтрашний разговор с «оком шаньюя», когда снова придется толковать об охране каравана. Он не мог знать, что в это время Этрук с десятком воинов и полусотней заводных коней скачет к открывшимся перевалам, а на рассвете выпустит крючконосую птицу, гор­танный клекот которой поднимет в седло воровскую овчинную степь.

Глава 12

Земля, подвянув, курилась прозрачным паром. От темна и до темна в полях пестрели праздничные одежды земледель­цев: уж так было заведено, что на весеннюю пахоту динлины всегда выходили в обновках.

Узкие, окованные железом сохи вспарывали податливую землю, отваливая пласты на одну сторону, Ровные борозды лоснились под солнцем, словно смазанные жиром. Курлыкали, прочищая горло, арыки, галдели скворцы; терпко пахло пере­превшим навозом и дымом костров из прошлогодней соломы.

Каждое поле перепахивалось дважды. Прокладывая борозду по третьему разу, земледелец приделывал к сохе ящик с зерном. Из ящика через тонкую камышовую дудку семена ручейком поливали гребень борозды и тут же засыпались землей.