Синяя луна

– Вот эти – мои любимые, – Турчинай с улыбкой показала на цветущий куст. – Я всегда поливаю их сама. А вот, видите, картина, сейчас разверну… Старинная. Недавно приобрела её в лавке господина Та Линя.

В саду было жарко, даже, пожалуй, слишком, и князь чувствовал, как стекают по лбу липкие капли пота. Хозяйка великолепного сада, кажется, тоже вспотела, улыбнулась:

– Вам жарко, мой господин?

– Зовите меня Бао. Бао Чжи, – негромко промолвил в ответ Баурджин. – Признаюсь – здесь довольно тепло.

– Мне тоже жарко, – молодая вдова опустила ресницы долу. – Я поливаю мои розы в специальном платье, специально для этого сада. Хотите на него взглянуть господин… Бао?

– Пожалуй, что да.

– Тогда подождите немного, присядьте вой хоть на эту скамью, хорошо?

Какое-то томительное волнение охватило вдруг князя, и сердце забилось так сильно, словно вот-вот сейчас должно было произойти что-то такое, чего Баурджин уже давно подсознательно ждал.

– Ну, вот оно, моё платье…

Голос вдовы послышался сзади, как видно, она вошла через другую дверь. Князь обернулся – боже! На Турчинай не было совсем никакой одежды, если не считать узенького пояска из алого, вышитого золотистыми иероглифами шёлка да серебряной лейки.

– О!

– Поможете мне?

Женщина подошла вплотную, пленительно белотелая, с маленькой изящной грудью и тонкой талией, ещё больше подчёркивающей пленительною полноту бёдер.

– Вы – очень красивый мужчина, – присев рядом, с жаром прошептала она на ухо Баурджину.

И вот уже уста их слились в долгом сладостном поцелуе, а рядом, за цветущим кустом, якобы случайно оказалось мягкое ложе…

О, сколь искусной оказалась хозяйка сада в любви! Искусной и ненасытной, время летело так быстро, а ласки были такими изумительно нежными, что князь потерял счёт времени. Всё происходившее – цветущие розы, сладковато-пьянящий запах, пленительные изгибы аристократически-белокожего женского тела – казались нойону каким-то волшебным сном.

– О, мой князь, – со стоном шептала женщина, – О, мой мужчина…

Оба отдались вдруг нахлынувшей страсти с такой неизбывной силой, словно ждали этого уже очень давно, и вот, наконец, улучили момент, со всем пылом отдаваясь друг другу.

Когда они пришли в себя, за окнами сверкали жёлтыми звёздами сумерки. Откуда-то снизу, из залы, доносились громкие голоса и смех – это веселились гости.

– Они на тебя не обидятся? – погладив вдову по спине, тихо спросил нойон.

Женщина расхохоталась:

– Думаю, нет. Тем более, мы уже к ним очень скоро вернёмся… А потом… Потом вновь поднимемся сюда, ведь здесь так чудесно, не так ли, мой дорогой господин Бао?

– Да, здесь чудесно, – с улыбкой согласился наместник. – Столь чудесно, наверное, бывает в Раю, да и то, думаю, не всегда. Как жаль, что я раньше не знал о том, что здесь, в городе, существует столь прекрасный оазис! Оазис цветов и любви.

– Надеюсь, ты теперь не забудешь сюда дорогу?

– Если не надоем…

– О, мой князь!

Турчинай прижалась к Баурджину всем своим белым трепещущим телом, обняла, с жаром целуя в губы, так, что нойон вновь отдался нахлынувшему пряному потоку страсти. Их тела слились в единое тело – сильное, мускулистое – Баурджина, и белокожее, изящное – Турчинай, и дурманящие лепестки роз опадали на скомканное покрывало ложа оазиса любви.

А потом вдова помогла гостю одеться, сказала, что её будет очень приятно это сделать:

– О, я люблю одевать мужчин… А ещё больше – раздевать.

Баурджин лишь хохотнул, поцеловав женщину в губы.

– Ты очень изысканно и хорошо одет, мой господин Бао, – похвалила вдова. – Вот уж, право, не ожидала такого от… – женщина осеклась.

– От дикаря монгола, ты хотела сказать? – негромко продолжил нойон. – Монголы – собирательное имя, и далеко не все из них такие дикари, как принято думать.

Турчинай поджала губы:

– Прости. И, пожалуйста, не сердись на меня.

– Разве на тебя можно сердиться? Если тебе жарко, можешь выйти на галерею. Посмотришь, как красив мой внутренний двор.

– Но ведь там темно!

Женщина расхохоталась:

– Думаю, мои слуги уже зажгли фонари.

Князь так и сделал – отодвинув в сторону лёгкую створку обтянутой бумагой двери, вышел на галерею и тут же застыл, потрясённый изумительным зрелищем. Прямо под его ногами, отражаюсь в небольшом пруду, переливались разноцветным пламенем фонари. Ярко-алые, карминно-красные, вишнёвые, багрово-закатно-оранжевые… лимонно-жёлтые, травянисто-зелёные, изумрудные, небесно-голубые, васильковые, ярко-синие, фиалковые, сиреневые, багряные… Господи, да как же можно было достигнуть такого! Целая ночная радуга.