Сиротки

– Я не знаю, мой гетман, – честно ответила Шарка. – Я вообще пока мало что знаю о Даре.

– Жаль.

– Но кое-кто знает достаточно, – вмешался Латерфольт и указал на дальний угол зала. Там, окруженная несколькими стражами, с кандалами на лодыжках сидела за крошечным столиком Морра. Она ковырялась в своей миске, одинокая и сломленная – совсем не та Морра, что задорно болтала в воспоминаниях Свортека.

– На допросе она заявила, что ей плевать на короля и что ее заботит только сохранность Дара, – продолжал Латерфольт.

«Впервые слова Морры сошлись сразу у двух человек», – подумала Шарка.

– Значит, если ей действительно плевать на короля, она может быть нам полезна, – сказал Хроуст и повернулся к Шарке снова: – Я бы хотел, чтобы ты занималась с баронессой. Пусть расскажет тебе все, что знает о Даре. Думаю, Свортек передал ей немало знаний, которые нам пригодятся.

– Ну да, чем-то они должны были заниматься, кроме ебли…

– Кирш! Знаешь, что я сделаю однажды с твоим языком?!

Шутка вдруг больно кольнула – но не Морру, а саму Шарку.

– А если Морра не согласится? Она вредная, – спросил Латерфольт.

– Тогда оставим ее в покое, – пожал плечами Хроуст. – Ты ведь не против, Шарка? Вы не будете одни, так что можешь не бояться. Эта змея больше не причинит тебе вреда.

– Да, мой гетман. Я сама хочу узнать тайны Дара. Мне жаль, что я не умею даже простые вещи, как с той цепью…

– Какой цепью? – нахмурился старик, и Латерфольт принялся рассказывать, как Шарка освободила стрибрских рабов.

Аппетит пропал. Наполненное людьми и их голосами, шумом, запахами и движением пространство вдруг стало давить на нее, как клетка. Но за одной историей пришла вторая, а за ней третья. Затем принесли пиво, полились тосты, начались шутки, а потом Латерфольт взял ее руку в свою и не отпускал.

Шарка выскользнула из столовой, пока Хроуст рассказывал – в третий раз, – как он и его соратники отсиживались два года в горах Янвервольт, ожидая, когда можно будет вернуться в Тавор и не быть пойманными грифонами. Латерфольт, прилично подпивший, принялся о чем-то громко спорить с Киршем и впервые забыл о Шарке. Тут-то она, воспользовавшись случаем, и сбежала на свежий воздух.

В отдалении на обломках башни она увидела одинокую фигуру. Человек неотрывно смотрел на север, в сторону главных ворот Тавора, скрытых Нитью. Шарка подумала, что это часовой, – но затем он повернул голову на взрыв смеха в столовой, и она решительно направилась к нему.

Латерфольт допросил Фубара лично и выяснил, что Морра подцепила его, мелкого мечника, в Тхоршице, когда собиралась на миссию. Они переспали. Она отправилась дальше, в леса. Он не смог ее забыть, отправился следом – и не остался в стороне, когда девушка попала в беду. Шарке история показалась странной, но Латерфольт, поломавшись, признался, что пригрозил Фубару пытками – хотя, конечно, ничего с ним не делал, нет-нет! – но тот повторял все то же самое, умирая от ужаса. Латерфольт, считавший, что видит людей насквозь, решил ему поверить и оставил в Таворе.

«В конце концов, – сказал егермейстер, – если мы начнем казнить всякого, кто нам не нравится, чем мы будем отличаться от Редриха?»

Фубар обернулся без удивления, словно давно расслышал ее шаги, и приветливо махнул рукой. Он выглядел нездоровым: лицо лишилось моложавости, яркие глаза потухли, и Шарка заметила, что на левой руке пальцы у него замотаны окровавленными бинтами.

– Что случилось? – прошептала она, кивнув на бинты.

– И тебе привет. Ах, это. Ну… Меня допрашивали. Никак не могли поверить в мою безумную историю.

Она потрясенно открыла рот, пытаясь подобрать слова. Как же обещание Латерфольта? Он говорил, что просто пригрозил… Но Фубар махнул рукой:

– Слушай, я бы тоже не поверил. Не вини их! Морра, ты знаешь ее… Перед ее чарами сложно устоять. Я правда чувствовал себя так, словно на меня наложили заклятие.

– Понимаю тебя, – сказала Шарка, вспомнив ту ночь в замке со скелетами, когда от объятия Морры ее бросило в лихорадку. – Может, она тоже немножко ведьма. Она ведь так долго была со Свортеком…

– Главное, что сейчас я этого не чувствую. С тех пор как мы сюда приехали, я ни разу ее не видел и не жалею.

– Ты хочешь остаться здесь?

Фубар промолчал и снова повернулся к северу, словно ища в скалистых воротах ответ. Когда Шарка уже перестала ждать, он произнес:

– Да, если мой брат услышит мой зов. Но я зову уже так долго, а он все не идет. Я боюсь, что он уже мертв. Когда мы расстались, его жизни грозила опасность.

Она услышала в его голосе неподдельную тоску – и так было странно ее слышать после возбужденных, громовых, восторженных голосов таворцев!

– Расскажи мне о брате, – ласково сказала Шарка. – Он такой же болван, как и мой?

– Нет. – Фубар улыбнулся. – Он гораздо хуже.

– Гребаные грифоны! Сукины дети! Я ничего вам не расскажу! Я нанижу ваши скелеты на колья…

– В прошлый раз ты не был таким храбрым, – сказал Рейнар скучающим тоном. – Перед Златопытом ты визжал, как щенок, и поносил своего Яна Хроуста на чем свет стоит, лишь бы с тобой ничего не делали. Что изменилось?